Рох замер, Лориан через гул в голове слышала его утихающее дыхание, ощущала, как колотится его сердце, а вены на взмокшей шеи вздулись от напряжения. Он чуть повернул голову, коснувшись её виска краем губ. Лориан резко отвернулась, облизав губы, ощущая на языке солоноватый вкус своего пота. Между ног всё пекло, и внутри не было ничего, кроме звенящей пустоты. Она слышала, как он шумно сглотнул, а следом больно смял разбитыми пальцами её бедро. Его дрожь и напряжение передались Лориан.
– Не пытайся сбежать. Тебя охраняют мои люди. У двери будет Сколл, он заберёт тебя и доставит в замок, как только ты… – Рох замолк, его голос был сухим и бесцветным, он медленно выпустил выдох из лёгких, – … как только ты захочешь.
«Захочу?» – отозвалось раскатом грома в голове. Лориан едва не рассмеялась. Кажется, её слов никто не собирался слушать, а уж тем более, выполнять приказы. Или он намеренно так говорит, чтобы вновь её растерзать? Лориан даже не хотелось смотреть на него, видеть его глаза, и всё же посмотрела. Рох обвёл взглядом лицо Лориан и стиснул челюсти, желваки напряжённо скользнули по скулам. Взгляд Роха не выражал ничего, был зыбким и пустым. Лориан отвернулась, желая одного – чтобы он скорее ушёл и оставил её.
Желание было услышано. Грисанд отстранился. Зашуршала одежда, послышались шаги…
Лориан вздрогнула и закрыла глаза, когда дверь хлопнула, а снаружи послышался щелчок. Внутри Лориан тоже что-то затворилось. Он вновь её запер.
Лориан повела плечами, оставаться одной ей приходиться не в первый раз. Некоторое время раздавленная и обессиленная она сидела и слушала тишину. Он всё же был зверем, Лориан убедилась в этом. Бездушный отшельник, привыкший брать своё.
Лориан тяжело выдохнула, расправив плечи, осмотрелась. Единственное окно заперто. Мягко заправленная постель, на прикроватном столике кувшин, кубки – их было два, что-то из фруктов. Лориан тесно стало внутри – всё было заранее приготовлено. И она должна была проснуться этим утром с ним, лежать на его мощной груди и слушать его дыхание. Но Рох ушёл. И пусть катится! Теперь он не вернётся, дал чётко это понять. И тут же встала горечь от понимания, куда он теперь пойдёт, в чьей постели окажется. Артан обозначила своё приглашение Роху. Лориан хотелось плакать от бессилия и злости на саму себя, что думает о нём, а должно быть наоборот, что это вообще не должно её волновать, он не должен её волновать, ей должно быть безразлично, с кем он и где, в чьё тело будет врываться. Она же хотела, чтобы он ушёл – и он ушёл, пусть так.
Лориан вскинула подбородок. Пусть получает то, что заслужил. Ему нужен был её ответ, и он получил его. Пусть знает. Только если бы Лориан удалось хоть на маленькую толику ранить его так же, как он её, было бы легче, а ей с каждым вдохом делалось всё гадостней. Отчаянно хотелось сделать так же больно за всё. И как назло, в голову лезли мысли о нём. Лориан представляла, как Артан сейчас касается его, поглаживает, ласкает и утешает, со всей страстью отдаётся, а он яростно вдалбливается в неё. В глазах помутилось. К чёрту!
Лориан свела колени, по телу от стойкого ощущения его твёрдого внутри себя прошлась горячая дрожь. Скривив губы, взяв край подола, она стёрла с ног уже подсохшие следы, оставленные Рохом. Его запах, пряный и густой, забивал дыхание. И почему ей не было противно, как только что утверждала она. Почему? Что с ней происходит? Лориан не понимала, буйство уходило, но на смену приходили новые чувства. В голове замельтешили мысли, обрывки дыхания Роха, потемневшие от ярости и желания глаза, плотный и терпкий запах его тела, особо яркий после боя. Комната поплыла, Лориан покачнулась. И тут же её разрядом молнии прошибло. Вспомнила слова Тине. От неё несёт его спермой, как от последней конченой шлюхи. Рох превращал её в ту, о которой и говорила Тине.
Лориан сжала зубы, слезла со стола. Куда он направился, Лориан не должно волновать. То, что он делает с ней, непозволительно, такого нельзя простить.
Оглядываясь, Лориан прошла к окну, распахнула ставни. Темнота. Только как будто в туманном облаке колыхались огни – должно быть, внутренний двор трактира.
И всё-таки она была рада тому, что смогла стереть с его лица эту наглую ухмылку. Лориан закрыла ставни, отвергая всякие мысли о нём. Не было никакого желания звать Сколла и спускаться вниз, а уж тем более, садиться в седло. Сегодня она останется здесь. Рох передал её роуду… Грисанд решил оставить свою вещь. Лориан хмыкнула, но где-то внутри продолжало невыносимо свербеть. И теперь хотелось всё крушить, но Лориан медленно опустилась на постель, сложив руки на коленях, всё больше погружаясь в пучину негодования и смятения. Одно она понимала отчётливо – так не должно продолжаться, она пропадёт, если не вырвется из его лап.
Рох рассчитывал на её благоразумие, но он ошибся. Стоило дать ей немного свободы, как она тут же решила воспользоваться этим. И почему он думал, что она поведёт себя иначе? Да и с каких это пор его должно волновать её состояние?
Но из головы не выходил её взгляд. Рох наблюдал, как цвет глаз становится насыщенным глубоким, утягивает на самое дно, и он тонул, ещё жёстче врезаясь в её нежную плоть. Знал, что причиняет боль, хоть и сдерживался, прилагая к тому неимоверные усилия. Маленькая пташка не знает, что значит «омерзительно и противно», когда он бы насиловал её всю ночь. В стае часто такое бывало, когда из пленённых женщин Чёрный Волк затаскивал одну в свою берлогу, и оттуда только и были слышны крики. А на следующий день выставлял из своего шатра, отдавая забавляться другим роудам. Тогда бы она поняла разницу.
Маленькая дрянь назвала его поцелуи омерзительными. Рох оскалился. Видела бы она себя, когда он трахал её ртом и языком. Лгунья! Маленькая упрямая лгунья.
Но почему-то от её слов становилось всё гадостней, почему-то её слова, как меткие стрелы, вонзались в Роха и попадали в цель. Он позволил ей разить. И вместо того, чтобы рассмеяться ей в лицо и проучить, как следует, он был оглушён, его выбила из строя ярость, что ядом хлынула в кровь. Но он сдерживался. Почему? Какое ему дело до её чувств, когда эта дерзкая дрянь посмела втоптать его в грязь? Вылетевшее из её очаровательного ротика, что так сладко ласкал его член, презрение. С какой ненавистью она это произнесла, выговаривая отчётливо каждое слов. Это привило его в бешенство. Ей удалось вывести его из равновесия, и это плохо.
Сдержанная ярость мощным вулканом взрывалась внутри, и ей нужен был выход. Рох разбивал лицо противника, забивая едва ли не до последнего вздоха, потом был ещё один поединок. Ночь разгоралась, становилась душной и жаркой, орущие постояльцы и визжащие от восторга потаскухи заглушали гнев. А дальше эль и звон монет. Всё смешалось, завертелось в тошнотворную круговерть. Роха воротило от всего этого, его тело сотрясалось, но внутри всё не унималась буря, поднималась вихрем вновь и вновь.
О Рохе говорили всякое скверное, и ему было плевать, чужой яд не действовал на него. Он привык слушать о себе грязь с самого детства. Но всегда наказывал тех, кто посмел дерзить, хладнокровно и играючи. Как хищник, играющий со своей добычей, чтобы потом так же хладнокровно задушить, потому что видел в этом справедливость.
