Не найдя правильного слова, Марисса бросилась к ней и сжала в объятиях. Лида покряхтела, а потом обхватила ее в ответ.
– Значит, ты больше не злишься, девочка?
Марисса отстранилась, зажала губу зубами и покачала головой. Давно она уже гибель Ноша пережила, но даже тогда не могла злиться на Лиду всерьез – уж слишком понятны ей были мотивы. И что уж говорить, права была Лида или нет, но сейчас Марисса не стояла бы здесь, если бы не вмешательство ведьмы.
Уселись за стол, все еще продолжая разглядывать друг друга и неловко улыбаться. Лида нарушила молчание:
– Я не откликнулась на твой призыв сразу, и причина тому лежит сейчас там.
– Знаю. Я так и решила, – кивнула Марисса.
– Но ты осталась здесь, то есть хочешь стать настоящей ведьмой. А раз так, то я уже не могла не прийти.
– И это знаю, – Мариссе отчего-то хотелось плакать.
Лида подалась чуть вперед:
– Он не спит, все слышит. Так пусть слышит. А я стану спрашивать, а ты станешь отвечать. Так что же, девочка, зачем ты притащила эту гниль с собой? Почему не извела его раньше?
– Он проклят, Лида, – Марисса заговорила суше.
– А-а, приворожен? Тогда прекрасно – он хорош, таких и надо на себя укладывать. Пусть поработает на славу, а потом облизывает твои следы и сходит с ума прежде, чем сдохнуть.
– Не приворожен… проклят. Я случайно удалила из его головы все, кем он был.
– И твоя ненависть иссякла?
– А как ненавидеть того, кто не помнит о содеянном зле?
Лида рассмеялась.
– Так не ему надо помнить. Я помню. Если у тебя рука все еще дрожит, так это ничего – управлюсь в два счета. Только скажи, как надоест. И мы ему такое сделаем – пожалеет о том, что сам себе глотку не перегрыз.
Марисса чуть приподнялась и снова рухнула на табурет.
– Не надо, Лида.
Та не выглядела удивленной – наоборот, сощурила глаза еще сильнее, будто мысли читала.
– А, так ты дочку черноглазую хочешь? Не беда, подожду. Глупа ты еще – новую ведьму воспитывать, но и с этим тебе помогу, если уже прижало. Вот только если ты дочку хочешь, то почему до сих пор не беременна?
Марисса растерялась.
– Не знаю… – она ответила задумчиво. – В Хлаохе я еще пила отвар илурны, а потом…
– Отвар? – звонко хохотнула Лида. – Ты себя обычной бабой, что ли, возомнила? Ведьма понесет ровно в тот раз, когда захочет понести. И, конечно, выбирает для потомства лучшего из лучших. Этот сойдет. Иди, оседлай своего прихвостня, а потом позабавимся.
– Я… – Марисса начала неуверенно, потом заставила себя продолжать. – Я не хочу от него избавляться, Лида.
– Дура, – та ответила тихо, без капли удивления. – Только дура может полюбить такого изверга. А уж ведьме любить природой не положено. Мы любим только своих – такую простую вещь я тебе в голову не вдолбила. И что ж теперь, будешь жить с демоном до скончания своего времени?
– Не знаю, – Марисса рассуждала сама с собой. – Может, и буду. А может, я уже не называю его демоном. У всякого своя правда, Лида. Его правда была жестокой, но он в нее верил, как в единственную.
– Костям мудрой Даиры это расскажи. Или звонкоголосой певунье Ширне, которую распяли на дереве в ее же лесу. Или тысячам людей, убитых его приказами, расскажи, раз ты хоть наполовину человек. О своей гордости забыла – как он шкуру с тебя кнутом снимал, так о чужой боли вспомни.
– Ты права, Лида, права. И он думал, что прав. Видишь, где тонкость?
– Вижу, что ты дура, Марисса, – ведьма вздохнула. – Влюбилась… даже не в демона, а в его обрубок. Оставила себе лучшее в нем и полюбила, хоть сама с собой честной будь. Как же мы опоздали с этой встречей… Не была ты ведьмой, а теперь и вовсе запуталась. Мы не умеем любить одного, не выходим замуж и…
Марисса тихо перебила:
– Боюсь, и с этим ты опоздала, Лида. Он уже мой муж. И я попытаюсь понять, смогла бы любить не только лучшее в нем.
Женщина тяжело вздохнула:
– Тогда сними с него проклятие – и глянь, демон вернется или святоша. А он, как только себя осознает, сначала тебя придушит, потом меня попытается отыскать – и там я уже развернусь без твоих жалобных глазок.
– Я могу снять проклятие?
Лида встала и направилась к двери:
– Ты только это услышала? Дура. Но я вернусь – буду приходить тебя учить, если твоя цепная псина не станет на меня бросаться.
Марисса еще долго сидела за столом, а потом пошла к постели. Крайдин лежал в той же позе, в которой она его оставила. Уместилась рядом тихо. И не вздрогнула, услышав его спокойный голос:
– Ты можешь снять проклятие. Но я не хочу, чтобы ты это делала.
Она ответила так же едва слышно:
– Сегодня ты узнал о себе больше, чем из моих рассказов, Крайдин. Наверное, это неприятно.
– Нет. Понятия не имею, почему я так поступал, но почти уверен, что тому была причина. Или ее не было, но сейчас это не имеет значения. Неприятно мне от другого.
– Чего?
Он вдруг перекатился, навис над ней и изумил неожиданными смешинками в глазах:
– Выходит, что ты не беременна, потому что сама не хочешь? Раздвигай ноги, я собираюсь заставить тебя захотеть. У нашей дочери будет премилый характер, мир содрогнется.
– Крайдин! – Марисса слабо уперлась ему в плечи. – Ты можешь думать только об одном?
Он коснулся губами ее и тут же отстранился, уже запуская руку вниз.
– Нет, я могу думать только о том, что делает меня счастливым. И бесы с ним, если притом я останусь обрубком себя самого.
Насытив страсть и засыпая в его объятиях, Марисса вдруг со всей очевидностью поняла, что не имеет права отнять у него его жизнь и отказаться ее возвращать. Даже если он не хочет – сама она права не имеет. Вот если он все вспомнит и повторит те же слова, тогда это затянувшееся, изолированное от мира и людей, счастье станет безусловным. Поняв это, она ощутила липкий страх, ведь точно знала, что генерал Крайдин Сорк не удовлетворится лесной чащей как ареной для всего своего будущего. Этот же – всего половина от настоящего, пусть даже и лучшая половина. У настоящего Крайдина Сорка не может быть только любовь к женщине, он намного больше. Марисса сама не заметила, как научилась принимать его половину, но ей стало страшно от осознания, что он вскоре обречен – ее же стремлением к справедливости – стать целым.
Глава 43
– А сильна… Сильна! – Лида, забывшись, восхищалась и не собиралась этого скрывать. – Давай еще раз. Схвати теперь ветер в кулак и дерни на себя. Ну же, девочка, резче, ты будто ветра боишься – а ведь он должен бояться тебя!
