– Вот все, что у меня есть, – бросила она на столик пухлый конверт, который я вначале даже не заметила. – Я надеюсь, что этого будет достаточно, чтобы вы прекратили меня шантажировать. Еще один звонок, – въедливо оглядела женщина Никиту, – и я обращусь в полицию!
– Какой звонок? Какой шантаж? – спросила я, едва размыкая помертвевшие губы.
– А это ты у своего благоверного спроси. Он требовал с меня пятьсот тысяч!
– У вас отлично получается лгать, – театрально похлопал Никита в ладоши. Кухонным полотенцем забирая конверт, он выбросил его прямо в раскрытую дверь на площадку. – Я говорил, что заплачу вам пятьсот тысяч, если вы соизволите явиться к нам в гости и пообедать с нами, чтобы как минимум познакомиться со мной, а как максимум спросить, как дела у вашей дочери. Вижу, что очень сильно ошибся, совершая этот звонок. Как бы ни было мне это тяжело осознавать, но вы не достойны Сониного прощения.
– Сониного прощения? – рассмеялась мама. Так противно, так каркающе. – Я ни в чем перед ней не виновата!
– А свою вторую дочь ты тоже бросишь, когда ей исполнится восемнадцать?
Эти слова просто вырвались. Боль, терпкая горечь обжигала горло и язык. Я едва стояла на ногах. На плечи обрушилась такая пустота, такая усталость, что хотелось сесть прямо на пол. Сесть и тихо заплакать, потому что это слишком больно. Слишком больно осознавать, что единственному родному человеку ты не нужна. Тебя просто вычеркнули из своей жизни, потому что ты ошибка молодости и глупости.
Я уже пережила все это. Переборола слезы, горечь и пустые вопросы, на которые никто не мог мне ответить. Думала, что переборола, но спустя время все так же больно, все так же не хватает воздуха, все так же нет сил.
– Что ты несешь? Я тебя не бросала! – возмутилась она, обвинительно направляя на меня указательный палец. – Да я всю молодость потратила на то, чтобы воспитать тебя! Я работала без выходных, годами ничего себе не покупала, чтобы у тебя все было! Чтобы Сонечка была лучше всех! Как можно быть такой неблагодарной?!
– Спасибо, – коротко прошептала я, глотая слезы, что против воли скатывались по моим щекам. – Спасибо за то, что я никогда тебя не видела. Спасибо за то, что ты покупала мне вещи, на которые мне было абсолютно наплевать и которые я просто не помню. Спасибо, ведь ты хотела, чтобы я была самой лучшей, чтобы хвастаться мной своим подругам, словно какой-то куклой. И спасибо, что не бросила раньше. Детский дом – не самое лучшее место для ребенка.
– Да как ты смеешь так говорить?! Да я всю душу в тебя вложила! – продолжала она кричать. На лестничную площадку выглянули соседи, но я не обращала на них внимания, как не слушала и ее.
– Я тебя прощаю, – продолжила опустошенно. – И ты меня прости. Прости за то, что стала твоей ошибкой. Надеюсь, ты будешь любить свою новую дочь.
Держаться и дальше было выше моих сил. Развернувшись, я ушла в комнату, чтобы больше не слышать ее слов, больно ранящих в самое сердце. На кровать буквально свалилась. Сидела и глупо смотрела в одну точку. Нет, на душе не было легко. Но тяжесть не оседала плотным кольцом, не застывала в жилах, как это было раньше. Я выговорилась. Сказала то, что хотела, и услышала то, что и так знала. Просто принять это было слишком трудно.
Слышала, как Никита что-то эмоционально выговаривал моей маме. Говорил о том, что я несколько дней назад чуть не умерла. Утрировал, конечно, но с какой-то стороны был прав. Нам невероятно повезло, что мы выбрались оттуда невредимыми. Страх до сих пор оставался, но мужчина успешно справлялся с моими тараканами, отвлекая меня на более насущные проблемы. А что теперь?
Я ведь слышала его слова. Это он ее позвал. Он. Обещал заплатить ей пятьсот тысяч, будто можно купить хорошее отношение к людям, променяв его на бумажки. Не ожидала. Совсем не ожидала, что может поступить так со мной: решить все за меня, ничего не сказать, ни о чем не спросить. Я бы отказалась. Отказалась, понимая, какое это унижение. Требовать внимания той, которой я не нужна, – зачем? Я бы не пошла на это.
И сейчас не пойду. Он не герой моего романа. Мы слишком разные, чтобы хотя бы попытаться ужиться вместе. Ему нужна совсем другая девушка. Не такая проблемная, как я. Со мной он не живет, а просто нянчится. Зачем тратить время на ошибку?
Придя в себя, я встала и начала собирать свои чемоданы, чувствуя, что ноги просто не гнутся. Дверь за моей спиной тихонько открылась, но я не обернулась на скрип. И без того чувствовала на себе его взгляд.
– Зачем ты собираешь чемодан? – спросил Никита абсолютно ровным голосом.
– Я же говорила, что хочу уволиться, – ответила я с наигранным спокойствием. – Спасибо за поездку. Все было чудесно.
– И куда ты сейчас? – Каждое слово впивалось в мою спину иглами льда.
– Поеду на вокзал, куплю билет.
Молчание затягивалось, но я не ждала ответа. Механически выгребала вещи из шкафа, запихивая их в чемодан.
– Вы еще не написали заявление, Софья Сергеевна. Жду вас завтра утром. В офисе. Без опозданий.
Я вздрогнула, когда дверь за моей спиной закрылась. Нет, Никита не грохнул ей как следует, но имел на это полное право. Поднятый чемодан выпал из моей руки, со стуком ударяясь о пол. Струна, что была натянута внутри меня, ожидая удара, с оглушительным звоном лопнула.
Я плакала. Не знала, сколько часов или минут, но, когда собралась с силами, отряхнула мужество и выбралась из спальни, Никиты в квартире уже не было. Кофейный столик так и остался сервированным. На кухне на столе стояли пустые контейнеры из-под еды, сами же блюда были переложены в другую посуду. Если убрать пакеты с эмблемой доставки, могло бы показаться, что мы приготовили все это сами. Эта мысль почему-то позабавила. Я бы так и сделала, будь у нас настоящие гости. В этом наши с Никитой мысли оказались схожи.
Слезы лились, не переставая. Сидела на кухне, обнимая колени руками, и прекрасно осознавала, что незаслуженно обидела Никиту. В какой-то момент я вдруг поняла, что плачу совсем не потому, что меня бросила мать. Нет, та обида свое отболела, а я сегодня стала ощущать себя гораздо свободнее. До сегодняшнего дня я еще надеялась где-то глубоко в душе, что она обязательно объявится, раскается и мы заживем гораздо лучше, чем раньше. Но нет. Я плакала, потому что Никита ушел.
Кусала губы до крови и думала о том, что заставила его уйти. Ругала себя последними словами. Обычно, чтобы успокоиться, я занималась уборкой, но все валилось из рук, а я лишь больше злилась на себя. Несколько раз порывалась позвонить. Хватала телефон, находила контакт, но никак не решалась нажать на кнопку вызова. То бралась за чемоданы, то снова за смартфон. Хотела написать через корпоративную сеть, но что писать?
«Прости меня, я дура»? Он и без меня об этом знает.
Не позволяла себе сбежать. Если сбегу, то всю жизнь буду мучиться, думая, а не могло бы все случиться по-другому? Что было бы, если бы я не сбежала?
К девяти часам утра я входила в знакомую приемную. Всю ночь промучилась, не смыкая глаз. Ожидая: а вдруг вернется? Контрастный душ нисколько не улучшил мой внешний вид, а темный деловой костюм нисколько не скрывал усталости в движениях. Но я шла, оставляя все эмоции за пределами этого здания.
