На упавший рюкзак никто не обратил внимания. Кроме меня. Потому что из рюкзака на пол выкатилась… скалка. Деревянная. Без инкрустаций. Юра засуетился, заохал, как девчонка, но вовремя опомнился: проверил на ощупь, не отвалились ли стразы. Запихал скалку обратно. Сполоснул руки. (Гигиена в нашем кондитерском деле превыше всего.) И снова встал к кастрюле с изомальтом.
Я еще никогда так близко не подбиралась к сектантам. Юра стоял на расстоянии вытянутой руки. И вроде выглядел как обычный красавчик шоколатье. Неужели и кондитеров тоже взяли в оборот? А сколько тогда пекарей в организации? И что это за тайная масонская ложа? Кто все это придумал? И что, членские взносы собирают? Я серьезно интересуюсь: где у них касса? И кто кассир? Или Юра еще и пекарем подрабатывает? И кондитеров еще не посчитали?
Я пыталась притормозить и успокоиться. Вдруг Юра вообще ни при чем? Может быть, он скалку маме купил? По дороге на Николину Гору есть рынок хозтоваров. Там, правда, скалки за атомные тыщи продают – близость Рублевки отражается на хозтоварах не самым лучшим образом. И ведь не спросишь никак! Что, вот сейчас состроить умильную рожу и выдать: «Ой, Юра, а вы где такую симпатичную скалку приобрели?» Могу же в конце концов поинтересоваться. Просто так. Скалки сейчас всем нужны. Угу, особенно мне. По голове собственной стучать. А где Нина?! Куда невеста подевалась?!
Глава 27
Нина безмятежно сидела на лавочке в зарослях розовых кустов. Кое-где на них даже остались бутоны. Большая часть цветочного урожая была уже срезана и разложена по идеально круглым формочкам. В формочки, не знаю как, Юра уже запихнул палочки. Я сбежала с кухни в решающий момент, когда формочки надо было заливать изомальтом.
Догадываюсь, что веду себя крайне непоследовательно, но дело не терпит отлагательств.
– Нина, ку-ку! Ты чего, сбежала? – я старалась изображать милую светскую беспечность, без надрыва. Мое взвинченное состояние невеста могла воспринять как нечто всерьез угрожающее ее новому счастливому будущему.
– Нет, милый, я просто решила передохнуть, – она обожала прилагательное «милый» применять и к женщинам, и к мужчинам.
– А я решила выйти на перекур. Посидишь с рабочими?
– А что, они не справляются? Юра, мне кажется, всех построил и организовал. Как хорошо, что мы его нашли! А то кудахтали бы над этой кастрюлей еще полдня.
Нина безмятежно сидела на лавочке в зарослях розовых кустов. Кое-где на них даже остались бутоны. Большая часть цветочного урожая была уже срезана и разложена по идеально круглым формочкам.
– Кстати, про Юру. Мне нужна помощь, Нин. Ты рюкзак его видела?
Невеста широко открыла глаза:
– Только молчи! Мне вот интересно, он сам стразы на него клепал или у Кавалли нашел подходящий экземпляр?
– Кавалли у рюкзаков леопардовую подкладку любит, а там что-то лиловое торчит, из шелка. Думаю, сам.
– Ага, творческая личность во всем, значит, – Нина зажмурилась от солнца и откинулась на спинку скамейки. Она была настолько занята леденцами, что ее даже не волновал комод без ножки. Подложила вместо нее парочку томов русско-французского словаря 1968 года издания и успокоилась!
– Нин, ты можешь как бы невзначай у Юры спросить, почему он в своем праздничном рюкзаке деревянную скалку носит?
Нина лениво повернула свою рыжую голову в мою сторону:
– Могу, конечно, а зачем?
– Мне интересно, почему она вдруг деревянная, кондитеры-шоколатье по идее должны оперировать мраморной скалкой.
– Да ты что! Правда? Никогда бы не догадалась!
– Нин, спросишь? А потом мне по-тихому перескажешь?
– А что за тайны-то у нас, Свет?
– Да, ерунда, взбрело в голову что-то, не могу выкинуть ненужную информацию.
– А я, кажется, знаю ответ! – Нина всегда была очень сообразительной. – Мраморная скалка – дико тяжелая! Так ведь?
– Бинго! Но надо послушать, что он скажет. Давай проверим нашу гипотезу и мужской рационализм. В любом случае какого рожна он к нам на леденцы со своей скалкой приехал? К тому же мне тут рассказали про секту пекарей: якобы они со скалками ходят, ни на секунду с ними не расстаются. Вдруг Юра из этой секты?
– Да-а-а, Свет, глубоко копаешь! – Нина уже хихикала надо мной в открытую. – Тебе про паранойю никто не говорил?
– Говорили, Нин, и не ты одна, просили признать ее как факт и обещали, что жить будет легче, – отшутилась я в ответ.
– Ну что с тобой делать, пойдем, детектив, допрос учинять будем! – и она гордо встряхнула своей рыжей гривой, вспорхнула со скамейки и направилась в дом.
Глава 28
Допрос – дело тонкое. Особенно если он не запланирован и проходит в абсолютно дружественной обстановке: с девочками, разомлевшими на кухне светской львицы, проживающей летом на Николиной Горе. Невеста Нина подкралась к Юре с правого бока. Она ласково погладила несчастного по плечу и практически зашептала в ухо:
– Юрочка, милый, мы бы без вас тут совсем пропали… Вы абсолютный молодец, – невеста сделала паузу и продолжила ворковать шелестящим восторженным шепотом, – и где вы всему научились?
На гладких щеках Юрочки проступил довольный румянец. Наш потенциальный сектант аж заискрился от удовольствия. А Нина-лиса только того и добивалась. Она резко сделала выпад в нужном мне направлении:
– Наверняка есть какая-то специальная организация, где готовят таких гениев, как вы?
Ничего не подозревающий кондитер, без пяти минут светский бонвиван, как ему сейчас наверняка казалось, раскололся за секунду.
Юра на наших глазах стремительно превращался в павлина. Откуда ни возьмись заблестели на солнце перья, и распушился веером хвост.
– Ну что вы, Нина! Мне так приятно, особенно от вас, такое слышать (эмодзи с сердечком и вытаращенными глазами)! Но как вы догадались? Я же действительно сейчас прохожу обучение в одном очень хорошем месте. Там, знаете, прямо объединяют таланты (еще один эмодзи, теперь уже без сердечка, просто с выпученными глазами)!
«Главное, – подумала я, – чтобы Нина не довольствовалась малым и не сбавляла темп». Она, впрочем, не собиралась.
– Мой дорогой, и где же учат таких красавцев? – потрясающе, как быстро эта женщина нашла кратчайший путь к мозгу кондитера.
Юра на наших глазах стремительно превращался в павлина. Откуда ни возьмись заблестели на солнце перья, и распушился веером хвост. Свои черные очки я забыла в сумке, а хохотать было самое время, несмотря на всю трепетность и кульминацию момента.
