То есть, кроме секты, вовсю развивается монополия на профессию. И кому же в голову пришла мысль объединить любимцев теста? Работать над повышением квалификации? Пудрить мозги этой великой профессией действительно очень легко. Хлеб – всему голова, помните?
Глава 29
Впечатлительная Нина не хотела меня слушать. Я ее понимаю. Слишком абсурдная правда жизни кого хочешь сведет с наезженной благополучной дорожки. Нине думать о скалках и сектах ни к чему. При всей своей параноидальности по отношению к высшим расам и их профессиям я вдруг поняла, что организация Союз пекарей – остроумный выход из сложившейся профессиональной задницы с кадрами. И, видимо, прибыльный. То есть какие-то мошенники придумали грандиозную аферу. Сбор средств у бедных в пользу богатых? Или желание обогатиться за счет наивных ремесленников? Подкупала во всем этом система повышения профессиональной квалификации, по всей вероятности – действенная. Что ж, если таким образом можно добиться результата, они не первые в истории и, к сожалению, не последние. Все это я и пыталась втолковать Нине посреди дачных розовых кустов. Нина делала вид, что кое-что понимает, но явно не вдумывалась. Задача с леденцами была выполнена, шампанское допито, девочки собирались по домам.
По дороге в Москву на меня обрушился шквал телефонных звонков. В редакции журнала про моду и звезд началась нешуточная заваруха.
* * *
Мне предстояло добраться до города и поговорить с Дашей. А может быть, сразу к Сумскому наведаться? Юра объяснил, что пекари второй категории периодически устраивают агитационные марши. Видимо, один из таких и прошел во дворе «Доколе». Зрелище странное, вот Палыч его и запомнил. Плохо, конечно, что рассказал не сразу, но кто же мог подумать и связать скалки с Ренатом?
Тем не менее никаких прямых доказательств, что Ренат состоял в Союзе, у меня не было. И какое это отношение имело к его гибели? Никакого! Просто странное стечение обстоятельств. С трагическим финалом.
По дороге в Москву на меня обрушился шквал телефонных звонков. В редакции журнала про моду и звезд началась нешуточная заваруха. Новое руководство издательского дома, прикрываясь кризисом, решило закрутить гайки и оптимизировать расходы. Набор стандартных мер в таких ситуациях: сокращение зарплаты и строгий рабочий график, в смысле посещаемости. В нашем случае зарплату сократили на 20 процентов и обязали всех сидеть на рабочем месте с 11:00 до 20:00. Урезанная зарплата с растущим курсом евро и доллара – это ножом по яйцам, даже если у меня их нет. А невозможность покидать офис упраздняла остальную занятость и, следовательно, лишала заработка концепт-шефа. С одной стороны, у меня была договоренность с главным редактором: ее волновал результат, а не мое физическое присутствие. Результат я могла организовать и на удаленке, с чем успешно справлялась до сегодняшнего дня. Принимая во внимание то, что главный редактор предпочитала живому общению с кадрами исключительно виртуальное, наши отношения смахивали на идеальные. Но договоренность с главредом была устной и негласной. Я появлялась в офисе каждый день, справлялась с работой за три-четыре часа, остальное можно было решить на расстоянии и по почте.
Как быть сейчас? Снова безумно захотелось в отпуск. Корфуканские анчоусы меня ждут не дождутся, а я с подпиской о невыезде и урезанной зарплатой вообще непонятно когда выберусь из города.
Основной конфликт в редакции вызвало даже не снижение зарплаты, а требование руководства подписать допсоглашение к трудовому договору задним числом. Выяснилось, что о сокращении надо предупреждать за два месяца, а наши решили за три дня до выплат все обтяпать. Ну и жесткий рабочий день добавил перцу. Возмущаться стали даже те, кто сидит в конторе не восемь, а десять часов.
Дело в том, что все работники редакции живут по специфическому графику: есть недели сдачи номера – и тогда завал; а есть времена поспокойнее (два-три дня между номерами), когда можно закончить работу часам к пяти вечера. И главреда, и редактора выпуска, и ответсека интересуют дедлайны, а они составлены так, что времени бить баклуши ни у кого нет. Считать минуты кофе-брейков или перекура у сотрудников творческих коллективов не имеет смысла. Дедлайны все равно будут соблюдены, и номер уедет в типографию. Вся эта история про офисный день как в правительственном банке явно придумана для устрашения. А бояться у нас никто не захотел.
В общем, всю дорогу мне звонили перепуганные, возбужденные девушки и делились впечатлениями. Я тоже завелась не на шутку. Сидеть просто так на рабочем месте и читать книжку, как предлагала главный редактор в кулуарных беседах, я совсем не готова. Я за это время кучу кастрюль упущу из виду, а это беспорядок, который мне не нравится. Совсем. Плюс я плохо реагирую на чужую панику. Расстраиваюсь и начинаю даже не есть, а жрать белый хлеб с вологодским сливочным маслом. Матильда обычно в это смутное время на седьмом небе от счастья и промасленных хлебных корок.
Пора топать к Сумскому, короче. Расскажу ему про скалки, и, может быть, он как мужчина и как хипстер отпустит меня на Корфу. Скандалистику в редакции надо пересидеть на морском берегу. Лучше всего – в законном отпуске.
Глава 30
Моя путаная идея связать гибель Рената со скалками показалась Сумскому абсурдной. Но я же пыталась его направить, так? Указать хоть какой-то путь в непролазной темноте заплутавшему следователю и человеку не так-то просто. Мой интуитивный ассоциативный ряд мало кому доступен. Сумскому тем более. Сейчас он откровенно тупит.
Более того, я сама не понимаю, как пришла к этому выводу. Как обычно, я просто чувствую, а логика выстраивается сама собой – автоматически.
Главный вопрос следователя был абсолютно правомерен: «При чем тут скалки и пекари?» То, что я подозреваю в убийстве каких-то профсоюзных аферистов, еще ничего не значит. Странность всех обстоятельств и их бредовость мне, например, очевидна. Но у меня нет доказательств, и это проблема. Палыч запомнил только странное шествие. Я – кусок оранжевой бумажки в подъезде Рената.
– Вы, Светлана Мкртычевна, можете провести собственное расследование. В пекари, например, пойти записаться, хотите?
Ого! Сумский надо мной издевается?!
Ося сообщил Сумскому, что один чувак вот уже год как пытается продать два замечательных фуд-трака.
– Я, конечно, и токарь, и пекарь, и крестиком могу, если что, диванные подушки вышивать, товарищ следователь. Но преступников искать, версии проверять там разные не ваша ли задача? Может быть, никто никого не убивал? Может, это жертвоприношение?
– О да! Розочки-лепесточки, прямо-таки вижу заголовки утренних постов: «Пекари-убийцы превратили свою жертву в торт!» Что с вашим алиби? Есть, может быть, варианты?
