– Надеюсь, не в полном одиночестве, – сказал Алекс, глядя прямо в глаза Элизы. Но, должно быть, его взгляд был слишком настойчив, потому что девушка отвернулась, потянувшись за вышивкой. Он заметил, что у нее на пяльцах не очередная подушечка, а рукав мундира – она вышивала на форме знаки отличий.
– Вы так много делаете для солдат, – заметил Алекс. – Если бы были награды для гражданских, вам стоило бы присвоить орден в первую очередь.
– Боюсь, того, что я делаю, недостаточно, – заметила Элиза. – Особенно со времени моего приезда в этот чужой город, где у меня нет ни друзей, ни связей, чтобы собрать хотя бы самое необходимое для наших мальчиков.
Алексу следовало сказать, что она делает больше, чем достаточно, но он почему-то промолчал. И заговорил лишь некоторое время спустя.
– Простите меня, мисс Скайлер. Боюсь, я сам не знаю, зачем пришел сегодня сюда, но не мог удержаться от желания увидеть вас. Думаю, искал… сочувствия.
– Полковник Гамильтон… Вы потеряли кого-то из близких?
Алекс подумал об уехавшем Лоуренсе и о том, как раз за разом писал его имя вместо имен погибших солдат.
– Надеюсь, нет, – ответил он.
– Полковник Гамильтон, – повторила Элиза, глядя на него прекрасными, полными участия глазами. В них он был готов смотреть всю жизнь, просыпаясь по утрам и отходя ко сну, они снились ему каждую ночь.
– Прошу прощения, мисс Скайлер, – сказал Алекс. – Я… – Он замолк. И тут его озарила внезапная идея. – Вы когда-нибудь были в лазарете?
Элиза сразу поняла, о чем он.
– Вы про сами палаты? Где лежат поправляющиеся солдаты? Боюсь, я не прошла дальше комнаты осмотров, в которой помогала тетушке делать прививки от оспы.
– Нелегко идти на поправку в холоде и равнодушии лазарета, в отсутствии домашнего уюта и тепла. Там нет книг и слуг, нет матерей или младших братьев с сестрами, способных облегчить боль и избавить от скуки. Думаю, наши солдаты были бы очень рады, если бы их время от времени навещали.
Сначала Элиза, казалось, была потрясена, но затем непритворно огорчилась.
– Конечно! А я тут вожусь с дурацкими эполетами, превращающими прапорщика в лейтенанта, а лейтенанта в… майора? Я правильно запомнила?
Как дочь генерала, Элиза прекрасно разбиралась в воинских знаках отличия, но теперь почувствовала желание пококетничать, изобразив неосведомленность.
Она продолжила:
– Мне следует договориться с дядей, чтобы навестить их как можно скорее.
– Конечно, – согласился Алекс. – Но, я тут подумал, почему бы мне не отвести вас туда прямо сейчас?
– О! – воскликнула Элиза и повторила: – О! Конечно. Позвольте, я только накину что-нибудь теплое.
Она встала, и тут Алекс заметил, что на ней простое платье из тонкой шерсти, подходящее для того, чтобы сидеть у камина, но не для того, чтобы ходить по зимним улицам.
Он тоже встал.
– Простите мою глупость, – начал он, – мне следовало написать вам и предупредить заранее. Мы можем сходить в другой день. Завтра или… нет, завтра у меня учения. Тогда в пятницу…
– Чепуха, – заявила Элиза. – Сказать по правде, я с ума схожу от скуки. Пегги все время проводит со Стивеном, а Анжелика вообще бог знает где. Пока тетя Гертруда и дядя Джон спасают жизни, я сижу и по шесть, а иногда по восемь-десять часов вышиваю эполеты на рукавах. Пожалуйста, молю вас: дайте мне настоящее дело!
Она выскользнула из комнаты, оставив Алекса дожидаться ее. И вернулась спустя всего пятнадцать минут. Он не понял, успела ли она сменить платье, но теперь на ней были пальто, шаль, шляпка и перчатки. Она также сменила свои шелковые туфельки на пару крепких кожаных ботиночек с острыми носами и крошечным каблучком.
– Я готова к любой непогоде, – заявила девушка. – Пожалуйста, указывайте путь.
И лишь выйдя на улицу, Алекс подумал, что ему следовало реквизировать прогулочную коляску для этого похода. Ближайший лазарет был в полумиле отсюда, и, хотя Элиза оделась по погоде, на нем самом были только шинель и треуголка. От груди до колен он был укрыт, но голую шею и ноги в тонких бриджах тут же начал жалить мороз. Но когда Элиза приняла его локоть в качестве опоры, все мысли о холоде вылетели у него из головы, и вперед полковник двинулся неспешным шагом, в душе желая, чтобы эта прогулка никогда не закончилась.
По пути Алекс рассказал ей о том, как тоскливо ему стало после отъезда Лоуренса, и о видениях, в которых его друг погибает, всплывающих перед глазами всякий раз, когда он писал письма соболезнования родным убитых. Гамильтон все твердил себе, что нужно сменить тему: разговоры о смерти и войне – не лучший способ завоевать девичье сердце, но слова рвались наружу сами собой. И хотя Элиза сама говорила немного, пока он рассказывал, девушка ни разу не сбилась с шага и не дрогнула. Не раз и не два Алекс чувствовал, как она утешающе похлопывает его по руке.
Неужели он сошел с ума? Приглашать девушку, за которой ухаживаешь, в лазарет? О чем он думал? Но Элиза Скайлер, похоже, ничуть не возражала.
«Романтика военного времени, – подумал он. – В такие исключительные времена ни одно из привычных правил не работает».
«Хотя, возможно, исключительные вовсе не времена, – мелькнула очередная мысль. – Возможно, все дело в девушке».
21. Солдаты и кавалеры
Лазарет С, Морристаун, штат Нью-Джерси
Февраль 1780 года
Лазарет С разместился в длинном каменном амбаре. Перед этим его наскоро подготовили к зиме и даже опустили потолок пониже, чтобы тепло не терялось под крышей. Но все равно амбар не был предназначен для людей, и четыре чугунные печурки на все длинное помещение едва поднимали температуру в нем чуть выше уличной. Вдоль обеих стен расположились по десять коек, всего двадцать. Облачка пара поднимались над бледными лицами больных при каждом вздохе.
При виде всего этого Элиза покачала головой, вытащила небольшой блокнот с карандашом из ридикюля и сделала запись.
– Что вы пишете? – заинтригованно спросил полковник.
На мгновение она остро ощутила его присутствие и почувствовала, как сердце забилось быстрее, но затем взяла в руки себя и свои чувства, чтобы сосредоточиться на деле.
– Список. Нам нужно больше печей, – объяснила она спутнику. – Больше печей и одеял. – Она обвела рукой обширное помещение. – Так не пойдет.
– Не сомневаюсь, что если кому и под силу их найти, так это вам.
Дневальный, дремавший рядом с одной из печей, встал по стойке смирно, как только они подошли.
– Добрый день, полковник Гамильтон! – рявкнул он, отдавая честь. Солдат сидел так близко к печи, что его лицо покраснело от жары, а в расстегнутом воротничке виднелась чуть вспотевшая шея.
