— Ну, если ты так считаешь…
Она тихо вышла за дверь, но еще долго мне казалось, что я слышу постукивание перебираемых бусин.
— Итак, начнем разговор сначала? — Девушка повернулась ко мне.
— Давайте попробуем. Расскажите мне еще раз о том, что предшествовало сегодняшним событиям. Может быть, начнете с расторжения помолвки?
Симона пожала плечами.
— Знаете, к тому давно шло. Робера я интересовала примерно в той же степени, что и он меня.
— То есть никак?
— Совсем. Мне интересно целительство, медицина, травы и алхимия, а Робер твердо уверен, что женщина должна думать о муже, доме и детях, а не о лечении рассеянного склероза. Знаете, о нем все говорят, какой он порядочный, честный, какой у него постоянный характер… А на мой взгляд, он попросту лишен каких-либо человеческих черт! — Она перевела дух и закончила: — О свадьбе сговорились наши родители, когда мне было десять, а Роберу четырнадцать. Как вы понимаете, нам тогда этот вопрос был решительно неинтересен.
— По вашему мнению, мог ли шевалье де Бренвиль быть настолько раздосадован расторжением помолвки, чтобы…
— Устроить поджог? — перебила меня Симона. — Вряд ли. Это не соответствовало бы его представлениям о правильном поведении.
«Ну, пожалуй, в мои представления о правильном поведении это тоже не вписалось бы», — подумала я, но воздержалась от того, чтобы произнести вслух.
— Хорошо… Тогда расскажите мне, кто жил в сгоревшем флигеле раньше, кого поселили туда в этот раз, ну и вообще о гостях.
Задумавшись, Симона крутила на пальце университетское кольцо, судя по золоту, оправляющему черную яшму, она окончила университет в Руане одной из первых. Наконец девушка вздохнула и начала рассказывать:
— Когда-то в том флигеле жил мой прадед Ролан ла Мезьер. Он был магом, целителем и умер во время эпидемии болотной лихорадки, истратив полностью свой резерв на лечение горожан. Мне было тогда года четыре, но я хорошо его помню. И помню тот корабль, он пришел откуда-то с Черного континента в порт Руана, и на его борту приплыла болезнь. Тропическая форма с самой высокой смертностью. Потом, много позже, я узнала, что прадед винил себя в появлении лихорадки, потому что именно ему капитан этого корабля привез какую-то посылку. Нет. — Она верно истолковала мой жест и покачала головой в ответ. — Нет, я не знаю, что в ней было. Как я уже сказала, мне было всего четыре года, и родители изо всех сил старались мне не рассказывать о жизни и смерти прадеда. Особенно о смерти.
— Выходит, мы можем предположить, что некий предмет — артефакт, книга или нечто, доставленное вашему прадеду двадцать лет назад, все это время было спрятано во флигеле, а сейчас кто-то решил это загадочное нечто достать? — спросила я, не скрывая скепсиса.
— Мы не знаем, что это было, что же тут предположишь? — ответила Симона.
— Понятно. Ну а дальше?
— Дальше… После смерти прадеда флигель закрыли, и довольно долго он пустовал. Когда моему старшему брату Мишелю исполнилось двадцать, ему отдали этот дом, но он совсем недолго им пользовался, его приняли в гвардию, и он уехал. Меня не было здесь шесть лет, только на каникулы приезжала, так что точно я не знаю, но вроде бы никто постоянно во флигеле не жил, только если приезжало много гостей. Нет, не знаю. Это надо у госпожи Пафф спросить, у экономки. Я защитила диплом и вернулась домой около месяца назад. Гости… Около тридцати человек, по-моему. На мой день рождения в этот раз пригласили родню и нескольких близких соседей, никакого бала, просто вечер для своих. Во флигеле поселили друзей из Лютеции и из Ренна, их шестеро, были заняты три спальни.
— Хорошо… Спасибо, мадемуазель ла Мезьер, это может быть интересно. Я так понимаю, экономка сейчас занята с вашей матушкой?
В ответ девушка только махнула рукой.
— Не думаю, чтобы они разговаривали больше десяти минут. Мама стала очень быстро уставать с тех пор, как заболела. Пока удается поддерживать ее магически, но не знаю, надолго ли это… Пойдемте, я провожу вас к госпоже Пафф.
Экономка перебирала простыни в бельевой кладовке, как и предполагала Симона, одна. Девушка сказала ей строго:
— Госпожа Пафф, нужно, чтобы вы ответили на вопросы коммандера Редфилд. Это очень важно!
Не поднимая головы, толстуха пробурчала что-то себе под нос, я расслышала лишь неопределенные предположения о том, каким образом такая фифа, как я, могла добраться до звания коммандера.
— Госпожа Пафф! — Симона повысила голос.
— А бельем кто заниматься будет, ваш разлюбезный Арфель? — оторвалась та от своего почтенного занятия. — Или он станет простыни чинить? Вот, глядите, прохудилась!
И она ткнула почти в нос молодой хозяйке кусок ткани, в самом деле с дырой.
— Ну вот что! — Симона выпрямилась и отчеканила: — Еще один такой жест, и можете считать себя уволенной! Подготовьте расходные книги, я их проверю… через полчаса. А простыню я уж как-нибудь куплю новую!
Она развернулась и вышла из кладовой, удержавшись от того, чтобы хлопнуть дверью. Мне уже было понятно, что добром я от этой женщины ответов не дождусь, но попробовать надо. Я присела на стоявший тут же высокий деревянный ларь и вежливо сказала:
— Я не задержу вас надолго, госпожа Пафф! Сами видите, какое неприятное это дело с пожаром, надо разобраться в нем поскорее.
Отбросив драную простыню, экономка уперла руки в пышные бока и уставилась на меня.
— Ну?
— Расскажите мне, кто обычно жил в сгоревшем домике?
— Никто не жил, вот как! Никто! Потому что как мастер Миш уехал, так и закрыли двери, даже я туда не ходила.
— Так там, наверное, и мебели никакой не было, как же туда гостей поселили?
— Чего это там не было? Двадцать лет назад господин Ролан помер, так после него все и осталось — и спальня, и кабинет, все обставлено как надо.
Ее густой нормандский выговор отлично дополнял агрессивную манеру речи. Так что голова у меня заболела быстро. Тем не менее мне удалось вытянуть из госпожи Пафф кое-какие полезные сведения, после чего я отправилась искать своих помощников и думать.
Анри все еще был в конюшне, как сообщила мне Валери, а ей достался для потрошения дворецкий, и сейчас она сидела, старательно глядя в сторону, пока я читала ее записи в блокноте со страницами в клеточку.
Аккуратные круглые буквы нет-нет да и сползали с отведенной им строки, и это значило, что Арфель сказал что-то, что показалось девушке важным. Или лживым. Или странным.
Я поняла, что отвлеклась, встряхнула головой и принялась читать заново:
«Дворецкий, служит в имении Ла Мезьер более тридцати лет. Когда-то был денщиком у майора ла Мезьера, когда тот служил в Бенине и Конго. Хозяина почитает, хозяйку жалеет, к сыну хозяев Мишелю относится с одобрением, поскольку тот служит в королевской гвардии. О Симоне говорил крайне мало и неохотно. С экономкой госпожой Пафф в контрах.
