Мне было не по себе. Туве требовала этого лишь потому, что я выдала Исэй наше местонахождение. Тени неслись под кожей бурными, стремительными потоками, и закрытая одежда не спасала. Хотя, надо отдать ей должное, так я казалась визуально стройнее и выше.
– Ты с лицом делать ничего не собираешься? – спросила я Теку, отворачиваясь от зеркала. – Могла бы хотя бы мазнуть что-то на глаз.
– От этого я лишь выгляжу глупо. У меня никогда ничего не выходит.
– Могу я попробовать, – предложила я. – В детстве мама меня учила.
– Только не долбани меня своим токодаром, – ворчливо согласилась Тека.
Я раздобыла маленький черный карандаш для подводки линии ресниц в одном из магазинов Гало. Я пыталась предложить обмен владелице, смышленой огрианке, которая прикинулась, что не разбирает моего произношения. В конце концов я сдалась и приобрела его за полную стоимость. Стоя напротив Теки, я сняла с карандаша колпачок и склонилась, чтобы мое лицо оказалось на уровне лица подруги. Нельзя было опираться на нее, поэтому я уперлась одной рукой о другую, чтобы зафиксировать положение.
– Можем поговорить об этом, если хочешь, – сказала Тека. – Как он мог так смотаться? Даже не попрощавшись? Можешь высказаться, если, ну… тебе это нужно.
Даже не попрощавшись… Он решил, я недостойна таких любезностей.
Я сжала челюсти.
– Нет. Не нужно.
Если я начну говорить об этом, я закричу от боли, а этот кардиган слишком сжимает ребра. По той же причине я избегала Айджу с Сифой, которые были неразлучны и практически часами обсуждали будущее с диссидентами. Я не вынесу…
Делая паузы, так как боль накатывала волнами, легкими короткими штрихами я подвела веко Теки черным и растушевала линию при помощи другого конца карандаша. Раньше она бы пырнула меня ножом, если бы я подошла к ней настолько близко. Конечно, сейчас она бы стала это отрицать. Я знала, что Тека стала более мягкой по отношению ко мне, а я и вовсе к ней привыкла.
Чье-то мягкое сердце – это дар, не важно, доставшийся легко или с трудом. Я бы никогда не приняла его как должное снова.
Тека раскрыла глаз. Его голубизна казалась еще ослепительнее в черной оправе. Надела праздничную повязку на второй. Она была чистой и черной и держалась на ленте, а не на резинке.
– Вот, – сказала я. – Практически безболезненно.
Тека глянула на свое отражение.
– Практически, – согласилась она.
Стирать подводку Тека не стала – значит ей понравилось.
Я старалась не думать об Акосе, не мечтать о нем и не представлять наши возможные разговоры о том, что происходило в моей жизни. Я едва сдерживала гнев на Туве, и, чтобы взорваться, нужно было совсем немного.
Во время перелета в Покго я все же позволила себе небольшое проявление слабости перед тем, как мне сделают выговор.
Корабль проплывал меж зданий. Они были даже выше построек Воа. Настолько высоченные, что могли бы оцарапать дно Шиссы, которая пала. Я представила, каким изумленным было бы лицо Акоса, если бы он сейчас тоже это видел.
Я бы, вероятно, отметила, что огрианцы сохранили определенный процент деревьев во время строительства Покго, поэтому он выглядит как лес.
Он бы улыбнулся, как обычно, изумленный моими знаниями.
Видно, не настолько я его изумила, раз он не удосужился элементарно объясниться перед тем, как…
Хватит! Я сдержала слезы. У меня болели колени, бедра, локти и плечи – ломило все суставы. Я не имела права давать волю эмоциям.
Нужно было сделать дело.
Корабль опустился на крышу здания, недалеко от центра Покго. Постройки стояли так тесно друг к другу, что я без труда могла разглядеть внутреннее убранство кабинетов и жилых помещений. Огрианцы отнюдь не были минималистами, и потому большинство помещений было забито предметами, имевшими особую ценность для их хозяина, и произведениями искусства. Казалось, каждый имел декоративные сундуки из полированного дерева с вырезанными на них мелкими узорами.
Когда люк открылся, я слегка задрожала, потому что дул сильный ветер и, судя по температуре, мы находились выше, чем я предполагала. Работник посадочной площадки подогнал к выходу подъездной трап. У него не было ни поручней, ни каких-либо других видимых приспособлений для обеспечения безопасности. Наш капитан-огрианец, упитанный мужчина с солидным брюхом, спустился вниз с грацией танцора. Следом пошла Исса, а за ней – я, не отставая. Я старалась не опускать глаза и сосредоточиться на дверном проеме, который являлся пунктом назначения.
Если бы Акос был здесь, я держалась бы за него, как за парус, вытянутой назад рукой.
Но Акоса здесь не было, и мне пришлось идти одной.
Огрианцами управляли двое – женщина и сема. Термин «сема» на шотетском означал человека неопределенного пола – не женщину и не мужчину. На Огре было две крупные политические группировки. Я знала, что одна из них приветствовала перемены, а другая – нет. Каждая избирала наиболее достойного кандидата раз в десять сезонов, и они правили вместе, ища компромиссы и проводя дебаты. Мне казалось невозможным существование такой системы. Хотя рассуждать о чем-то было рано, ведь она существовала всего двести сезонов.
Правитель-сема представилось именем Роха. Оно было с коротко стриженными волосами цвета песка Урека, кожей, покрытой веснушками, и чувственным бантиком губ. Женщина пожала мне руку, представляясь Лушей. Она была выше, полнее и слегка темнокожее меня. Карандаш, растушеванный по ее верхним векам, был с едва уловимым шиммером. Он освещал глаза Луши сверху, и это ей шло.
– Вы – Кайра Ноавек? – обратилось ко мне Роха.
Мы стояли в ожидании начала переговоров. Позади меня Луша общалась с Иссой и Азой. Я поняла это, потому что ее искренний смех стремился заполнить мое сознание радостью, которой я не могла ощутить.
– Говорят, что да, – не смогла я сдержаться.
Роха рассмелось.
– Вы выше, чем я представляло. Наверное, любой выглядит ниже рядом с Ризеком Ноавеком.
– Выглядел, – поправила я.
Я сочла это за грамматическую ошибку, поправить которую было вежливым по отношению к тому, для кого шотетский не был родным. Но лицо Рохи напряглось от смущения.
– Приношу свои извинения. Вы потеряли его совсем недавно.
– Я бы не стала называть это потерей.
Роха приподняло брови. Его веснушчатые веки напомнили мне Акоса, и паутина теней застлала мои глаза, от чего я поморщилась.
– Мне трудно понимать ваш юмор, – сказало Роха.
– Вам должно это нравиться. Огрианцы обожают загадочность, разве не так? – с кислой улыбкой ответила я.
Роха растерянно покосилось на меня, а Луша объявила начало заседания.
– Давайте будем откровенны, – сказала Луша.
