Он страдал клаустрофобией. Она была его кошмаром.
Бовуар коротко кивнул, еще крепче ухватил черенок лопаты и шагнул к обрушенному дому.
– Я думаю, тебе лучше… – начал было Гамаш, но замолчал, когда услышал звук.
Они повернулись к дороге. Приехал грузовичок-пикап. Жан Ги опустил лопату и чуть не разрыдался. Помощь, спасатели. Они знают, что нужно делать. Они и пойдут в дом.
Машина остановилась, из нее вышел один-единственный человек. И Бовуар чуть опять не разрыдался.
Не спасатели. Билли Уильямс.
– Услышал, что парнишка пропал. Приехал посмотреть – могу чем помочь? – Он стоял рядом со своей машиной и смотрел на дом. Потом сказал что-то, Гамашу показалось «нихренасе».
– Что он сказал? – спросил Гамаш у Мирны.
По причинам, вызывавшим категорическое недоумение у Гамаша, он был единственным человеком на земле, который не понимал ни слова из того, что говорил Билли Уильямс. Ни единого. Даже близко.
– Это не имеет отношения к делу, – ответила Мирна.
– Парнишка там живой?
– Мы думаем – да, – сказала Мирна. – Кто-то там живой. Либо Бенедикт, либо еще кто-то. Эта машина стояла здесь, когда вы высадили его прошлым вечером? – Она показала на стоящую чуть поодаль машину.
– Я ничего такого не заметил. – Он снова повернулся к дому. – Темно ведь было. Так. Я должен его вытащить. Он там по моей вине.
Гамаш, старавшийся следить за их разговором, посмотрел на Мирну:
– Спросите, у него есть соответствующая подготовка – спасение людей из зданий? Он понимает, что нужно делать?
Теперь Билли обратился к Гамашу:
– Вы думаете, я вас не понимаю? Прекрасно понимаю.
Лицо Билли так обветрилось, что не позволяло определить его возраст – то ли тридцать пять, то ли семьдесят пять. Он имел стройную, тонкую фигуру, и даже под тяжелой зимней одеждой угадывалось, что все мышцы его тела напряжены.
Но глаза смотрели на Армана мягко, с выражением нежности. Билли улыбнулся:
– Настанет день, старина, и вы меня поймете.
Однако Гамаш не понял.
Одно ему было ясно с первого момента, как он увидел Билли Уильямса: у этого человека есть более чем средняя доля божественного.
Лицо Билли помрачнело, когда он разглядывал груду развалин, потом он снова обратился к Арману.
– Когда это закончится, – сказал он, доставая из своего пикапа громадную монтировку, – с вас пирог с лимонным безе.
Мирна не дала себе труд перевести сказанное.
Билли шагнул вперед, и Гамаш протянул руку, чтобы остановить его, но Билли отмахнулся:
– Я вчера оставил здесь парнишку. Завел его тачку, чтобы работала. Потом уехал. Нельзя было его оставлять. Поэтому я вернулся. Чтобы помочь ему. Доставить домой.
Гамашу для перевода на сей раз Мирна не потребовалась. Не имело значения, что сказал Билли, – теперь важно было только действие.
– Вы один не можете. Вам нужна помощь. Я иду с вами. – Арман повернулся к Жану Ги и Мирне. – Ждите спасателей. Они скоро будут здесь. Объясните им, что случилось.
– Если идете вы, иду и я, – сказала Мирна.
– Нет.
– Там застряли два человека, – сказала она. – Нужно больше людей. – Видя неуверенность Армана, она добавила: – Это не ваше решение, его приняла я. К тому же я сильнее, чем кажусь.
Его брови взметнулись. Она казалась довольно сильной.
Гамаш кивнул. Мирна была права. Она им понадобится. И решение принял не он.
– Шеф? – сказал Жан Ги. На его лице была написана мука.
– Тебе принадлежат высоты, mon vieux, – тихо сказал Арман. – А мне – ямы. Ты помнишь?
– Ну, вы идете? – спросил Билли, уже поднявшийся на ступеньки крыльца. – Поспешите.
Бовуар сделал шаг назад.
– Он говорит, будьте осторожны, – сказал Жан Ги, но Арман уже шагнул в полуобрушенную дверь за Билли и Мирной.
Здесь было темновато, хотя столбы света из проломов наверху доходили до пола. Снежок падал вниз неторопливыми струйками, соскальзывая с крыши и через дыры.
Там было тихо, слышалось только их дыхание и звук шагов – они шли по узким, заваленным мусором проходам.
Они двигались быстро и тихо, насколько это позволяли обстоятельства.
А потом резко остановились.
Ванная сверху упала на то, что прежде было кухней. Обломки, включая и лохань на львиных лапах, заблокировали дальнейшее продвижение.
Гамаш легонько постучал лопатой по ванне, подождал.
Наступила тишина, и, пока сердце Армана сжималось, раздался стук. Потом еще один.
Билли показал, откуда он доносился.
Ровно оттуда, куда им мешали пройти обломки.
Билли пробормотал что-то, и Гамаш полностью понял его слова. Некоторые ругательства не нуждаются в переводе.
Потом Арман с удивлением увидел, как Билли упал на колени. Перехватив взгляд Мирны, он понял: она собирается сделать то же самое.
Что, этот человек молится? Арман не возражал против молитвы, но сейчас время для этого казалось неподходящим. К тому же он подозревал, что Бог точно знает, чего они хотят и как, по их мнению, их хотение должно сбыться. Но еще он знал: молитва скорее для того, чтобы укрепить молящегося, а не информировать большинство.
Потом он увидел, что Билли подсунул монтировку под ванну и теперь пытается приподнять ее. Гамаш положил свою лопату и стал помогать Билли. Они вдвоем нажали на монтировку. Арман напрягся, наваливаясь со всей силы.
Чугунная ванна подалась, но только чуть-чуть.
– Постойте. Подержите ее, – сказал Арман. Он отошел назад и перевел дыхание. Потом кивнул Билли, и они вдвоем еще раз налегли на монтировку.
Но ванна, на которой лежали тонны обломков, почти не шелохнулась.
– Вы можете помочь здесь? – спросила Мирна.
– Ми-ну-точку, – сказал Арман сквозь сжатые зубы. Он давил. Давил. Наконец отвалился. Признавая свое поражение. Уставился на непреодолимую преграду между ними и тем, кто оставался живым за ней.
Раздался скрип, треск. Стена мусора двигалась. Смещалась.
Гамаш сделал полшага назад, потянул за собой Билли.
Он повернулся, чтобы предупредить Мирну. Но замер. Его рот открылся от удивления. Мирна словно в одиночку поднимала мусор. Потом он присмотрелся внимательнее.
Если он взял лопату, а Билли монтировку, то Мирна потихоньку взяла домкрат из машины Армана и подсунула его под балку. А теперь накачивала рычаг.
Балка поднималась дюйм за дюймом. Риск был велик.
