– Мне нужна помощь, – сказала Мирна.
Двое мужчин присоединились к ней, принялись налегать на рычаг домкрата. Раз. Два. Сверху съехала еще куча снега. Они замерли. Три.
Послышался треск – стропила и поперечины сместились.
Гамаш ждал – он дышал поверхностно, вглядывался во все глаза в полутьму, напрягал слух, ждал. Сейчас все либо обрушится, либо стабилизируется.
Потом за смещением обломков Арман услышал новый стук. Все более панический.
– Стоп! – крикнул он.
Одно резкое слово. И стук прекратился.
Мирна с их помощью подняла балку настолько высоко, насколько они отважились. Дюймов на восемнадцать.
Гамаш уставился на просвет, потом перевел взгляд на Мирну.
– Вы меня не оставите позади, – сказала она, читая его мысли.
– Вам не пролезть.
– А вы пролезете?
Арман уже снимал тяжелую куртку.
– Пролезу.
– Тогда и я пролезу. Мы пролезем вместе.
Она сняла куртку, прижала к себе.
– Гонор? – спросил Арман.
– Практичность, – сказала она. – Я вам понадоблюсь.
– Будь у меня выбор, я бы хоть сейчас забрал ее у вас, – сказал Билли, улыбаясь Мирне. – Великолепная женщина.
– Что он сказал? – спросил Арман.
Она сказала ему.
– Вероятно, вы ослышались, – сказал Арман. Но он улыбался.
– Бога ради, – сказал Билли. – Попробуем еще раз. Еще пару дюймов – и порядок.
Он схватил рычаг, надавил. Арман и Мирна присоединились к нему.
Снова стон. Частично от дома, но большей частью от них.
Но обломки они сдвинули. Так им казалось. Они надеялись.
– Я первый, – сказал Арман.
Гамаш оглянулся на узкий, заваленный мусором проход, по которому они прошли: здесь прежде была кухня. А двигались вроде бы к столовой. Через вторую ванную.
Он снова посмотрел в образовавшуюся щель. Она была похожа на готовую захлопнуться пасть. Все его инстинкты самосохранения кричали: не делай этого.
Арман лег на спину, лицом вверх, и, оттолкнувшись ногами, перевел свое туловище в щель. Его глаза находились в сантиметрах от острых щеп и ржавых гвоздей, похожих на клыки. Он повернул голову, закрыл глаза, выдохнул, чтобы быть потоньше, и двинулся дальше.
Запах свежескошенной травы. Маленькие лапки внучек Флоры и Зоры в его ладонях – они прогуливаются по берегу Сены. Рейн-Мари в его объятиях в воскресное утро.
Его лицо на другой стороне. Потом шея. Потом он протиснул плечи. Грудь.
А потом продвижение остановилось. Рубашка зацепилась за гвоздь.
Он прополз слишком далеко – Мирна и Билли не могли тут ему помочь.
Балки опять зашевелились и просели. Теперь каждый раз, когда он осторожно вдыхал воздух, гвозди касались его груди.
– Арман? – позвала Мирна.
– Минуточку.
Он снова закрыл глаза, выровнял дыхание. Выровнял мысли.
Стираное белье на веревке. Запах Оноре. Отдых в саду за чашкой чая со льдом. Рейн-Мари. Рейн-Мари. Рейн-Мари.
Гамаш снова оттолкнулся ногами, услышал, как рубашка рвется о гвоздь.
Крошки мусора посыпались ему на лицо, запорошили веки и губы. Он вдохнул и ощутил их в носу, почувствовал, что вот-вот закашляется. Сдерживая позывы, подавляя их, он оттолкнулся сильнее, яростнее.
Треск рвущегося материала прекратился – Арман оказался по другую сторону.
Встав на колени, он согнулся пополам и зашелся в кашле.
– Арман? – позвала Мирна с тревогой в голосе.
– Я в порядке, – хрипло ответил он. – Пока оставайтесь там.
Гамаш огляделся, нашел кусок бетона, сунул руку в щель и принялся загибать гвозди.
– Теперь можно.
Не без труда пробралась через щель и Мирна, за ней – Билли, который перед собой толкал их куртки.
– Что это? – спросила Мирна. Она стояла, подняв голову, принюхиваясь. Арман тоже почувствовал запах. Дуновение чего-то едкого. Знакомого. Даже утешительного. Вот только…
Дерево, обугленное. Обугливающееся.
Они с Мирной переглянулись, потом оба посмотрели на Билли, у которого на лице впервые за все время появилось встревоженное выражение.
Гамаш почувствовал, как у него на шее волоски становятся дыбом.
В доме пожар.
– Нужно двигаться.
– Ну же, ну же… – повторял Жан Ги, глядя на дом.
Внимание его настолько сконцентрировалось, что он едва дышал. Не моргал. Не слышал, как подъехали машины.
Ничего для него не существовало, кроме этого жилища.
Время осторожности прошло.
– Эй! – крикнула Мирна. – Где вы?
– Здесь, я здесь, – раздался ответ. Голос хриплый. Незнакомый.
Все трое посмотрели в направлении звука. Между ними и голосом находилась еще одна преграда.
Расцарапывая руки, они стали расчищать пространство от кусков бетона и дерева, пока не проделали проход. Арман лег лицом вниз и посмотрел в него.
И увидел длинный, тонкий хвост помпона.
Потом знакомое лицо.
– Это Бенедикт, – сказал он остальным.
– Слава богу, – проговорила Мирна и обняла Билли.
Бенедикт стоял спиной к двери, смотрел широко раскрытыми глазами, не отваживаясь верить в то, о чем он молился, о чем кричал и что все-таки случилось.
Молодой человек поднес руку к лицу, не в силах сдержать слез:
– Вы пришли… Вы пришли…
Билли расширил проход, и когда Арман прополз внутрь, Бенедикт, рыдая, схватил его в свои объятия.
Гамаш на мгновение прижал его к себе, потом отступил назад, чтобы видеть лицо Бенедикта. Его тело. Казалось, он цел и невредим.
– Тут есть еще кто-то, – сказал Гамаш. – Где он?
– Есть? – переспросил Бенедикт. – Я так не думаю. Не могу поверить, что вы пришли…
– У дома еще одна машина, – сказала Мирна, присоединившаяся к ним.
Следом за ней появился и Билли:
– Да, я ее видел, но когда приехал. Я звал, но никто не откликнулся.
Арман заметил на полу небольшую кучку тлеющего дерева. Бенедикт выжил ночью в трескучий мороз – сжигал все дерево, до которого мог дотянуться.
Вот здесь-то и находился источник запаха. Значит, дом все же не горел.
Он начал говорить об этом Мирне, но тут Билли прикоснулся к руке Армана. Призывая его к тишине. Он запрокинул и наклонил голову. Прислушивался.
