– Это спасатели? – спросила Мирна.
– Спасатели? – переспросил Бенедикт. – А разве вы не…
– Ш-ш-ш, – прошипел Билли, и все смолкли.
Билли уставился в потолок. Арман увидел, как зрачки у Билли расширились, и в тот же момент он услышал скрежет. Похожий на визг. Дом издавал вопль.
– Нет! – закричал Жан Ги.
Он бросился вперед, но крепкие руки ухватили его. Бовуар выкручивался, сопротивлялся, пытался освободиться.
Члены спасательной команды местного отделения Sûreté оттащили его, а дом исчез в облаке снега.
– Черт побери, – прошептал один из агентов.
Постройка стала обрушаться, и Бенедикт привлек к себе Армана.
– В дверь! – прокричал молодой человек.
Билли ухватил Мирну и успел прыгнуть туда за миг до сильнейшего треска.
Они опустились на колени, крепко сжали веки, вцепившись друг в друга. Разрушение было ошеломляющим. Шум – оглушающим. Дезориентирующим. Громким, иерихонским. Скрежещущим. Визжащим. Он исходил от дома. От них. Дом обрушился на них.
Обломки падали на Армана, сбивали его в сторону, но деваться было некуда. Мусор, хлам обваливался на них теперь со всех сторон. Пригвождал, придавливал их к земле.
Бенедикт подтащил его еще ближе к себе, и Гамаш услышал рыдания парня, чье тело теперь сложилось над ним, защищало от неизбежного.
Он едва мог дышать. Осталось место только для одной мысли. Одного чувства.
Рейн-Мари. Рейн-Мари.
А потом нечестивый визг прекратился. Раздавались глухие удары, хлопки, когда падали стропила. И оседали. Но громкий, душераздирающий звук почти прекратился.
Арман открыл глаза, прищурился; их щипало от пыли и грязи. Он поднял голову, закашлялся.
Заглянул в лицо Бенедикта.
На лбу парня была кровь, ее струйки стекали по слою бетонной пыли и крошек штукатурки. Отчего молодой человек напоминал треснувшую статую.
Но его глаза оставались яркими. И моргали.
– Мирна? – прохрипел Арман, почти не узнавая свой голос.
– Здесь.
Он почувствовал, как она двигается у него за спиной, но не мог повернуться. Их припечатало к полу.
– Билли?
Последовало слово, которое Арман не смог узнать, но произнесенное знакомым голосом.
Они все остались живы.
Бенедикт закрыл глаза от пыли, висевшей в воздухе. Но Арман смотрел широко раскрытыми глазами. Впитывал. Смотрел на парнишку, который все еще обнимал его. Хотя глаза слезились, хотя их жгло, он видел дверной косяк, который спас их, видел отметки на нем, сделанные десятилетия назад. Отметки роста детей.
Энтони, Кэролайн. Вырастающие с каждым замером. И Гуго, который не вырастал.
Но Арман смотрел еще дальше. На серую руку, торчащую из кучи мусора.
Глава шестнадцатая
Амелия проснулась, процарапалась на поверхность к солнечному свету. В голове у нее стучало, мысли оцепенели. Глаза отказывались фокусироваться.
Она огляделась, моргая, и наконец поняла, что видит и чего не видит.
Это была не ее спальня. Определенно не маленькая, аккуратная комната в академии, которую она называла своим домом в течение последних двух лет.
Но и не ее говенная съемная комнатуха.
И тут Амелия вспомнила. Она опустилась на грязные простыни, лицо ее посерело.
«Что я наделала?»
– Что ты наделала, Душистый Горошек?
Марк сидел на кровати в нижнем белье – сером и растянутом. Его глаза в глубоких глазницах ярко горели. Словно луч из глубокого колодца.
Она и Марк выросли в одной деревне. Играли в одних песочницах, ходили в одну школу, по одним улицам.
Марк первым приехал в Монреаль. Молодой, нетрадиционной ориентации, свежий и живой. Стройный и красивый. Радующийся свободе. Сам построил свою жизнь. Стал, конечно, мужчиной-проституткой. Но чистым и осторожным. Имел собственную крохотную квартирку.
Его мечта сводилась к тому, чтобы найти богатую старую «королеву» и устроиться у него под крылышком.
Она последовала за Марком в Монреаль. Он направлял ее. К лучшим дилерам. К тем, кто не разбавлял свою чуму еще худшей чумой. Когда она пала достаточно низко, он показал ей лучшие уличные углы. Он защищал ее. Он был для нее кем-то вроде старшего брата.
Сам Марк вел себя осторожно, балансируя на грани привычки, но за черту не переходя. Он сохранял пристойный внешний вид. Потому что хорошие рестораны, частные клубы, международные путешествия были уже рядом, за углом.
Когда Гамаш выкинул ее из академии, Амелия пошла к единственному человеку, который мог найти для нее то, что ей требовалось.
Они некоторое время разглядывали друг друга через порог его дома, почти не узнавая. Волосы Марка стали не то что сальными – они выпадали. Голый череп там и здесь просвечивал под их жидким покровом. Губы у него растрескались, кожа покрылась пятнами.
Он улыбнулся, и она увидела щербины там, где раньше были зубы.
– Я так плохо выгляжу? – спросил он, читая выражение на ее лице.
– Нет-нет. А я?
Она видела себя его глазами. Незнакомая женщина. Отвратительная в своей чистоте. Черные как смоль волосы отливают матовым блеском. Кожа чистая.
Они перестали быть братом и сестрой. Они почти принадлежали к разным видам.
– Ты почему пришла? – спросил он, стоя в дверях.
– Мне нужна твоя помощь. Меня выкинули из академии.
– За что?
– Хранение. Может, и продажа.
Он с облегчением рассмеялся:
– Может?
Может, Амелия и принадлежала к другому виду, но у них все же была одна ДНК. Она пришла домой. К нему. В грязь. Вернулась туда, где ей надлежало быть от рождения.
– Что? – спросил он и опустил руку, впуская ее. – Адская пыль? Перкс?
– Фен.
– Хорошая вещь.
Она кивнула.
– У тебя при себе есть?
Он протянул к ней грязные руки. Она шагнула назад, споткнулась о груду грязной одежды на полу, но быстро выпрямилась.
– Нет, конечно. Они все забрали. Мне нужно найти еще. Но есть чума и получше. На улицу еще не попала, но скоро будет. Вот что мне по-настоящему нужно. Ты про нее слышал?
– Да, слухи до меня доходили, но это все фигня. Нет ничего. – Марк уставился на неожиданную гостью. – Что тебе известно, Душистый Горошек?
– Я знаю, что это не фигня. Один коп пропустил партию. А это вещь, скажу я тебе, Марк.
