– Отлично. – Гуго глубоко вздохнул. – Не в ссоре дело. Просто так мы всем объясняли, кто спрашивал. Три года назад трейдерскую лицензию моего брата приостановили.
– Почему?
– Человек, с которым у него завязались отношения, работал секретарем у старшего партнера фирмы. Секретарь похищал деньги у клиентов. Тони выяснил это и сообщил владельцам. Деньги вернули, секретаря уволили, Тони оставили, но лицензию его приостановили.
– Почему? Если он не сделал ничего плохого?
Бовуар посмотрел на Гамаша, который без слов слушал.
– Этот же вопрос… – сказала Адриенна. – Именно этот вопрос мы задавали и себе. Он поступил, как должно поступать, но наказали именно его.
– Почему? – повторил свой вопрос Бовуар.
Гуго отрицательно качал головой и пожимал плечами. Он стоял ссутулившись и теперь походил не столько на садового гнома, сколько на горгулью.
– Как и в большинстве случаев, за этим стояла политика. Внутренняя политика его компании. Партнер не хотел, чтобы его обвинили в неумении разбираться в людях. Поэтому вину переложили на Тони. Сказали, что имела место вопиющая халатность. Что он передал секретарю информацию о клиентах, хотя и не должен был этого делать.
– Принося распечатки домой? – высказал предположение Бовуар.
– Не знаю. Не знаю. Мне известно только, что ему учинили примерную порку.
– Значит, его наказали?
– Да. После этого его карьера практически закончилась, по крайней мере в этой фирме. Он так никогда и не получил повышения до партнера. Тони оставался на счетах, но купля-продажа осуществлялась кем-то другим. Он не сделал ничего плохого, а его отстранили и унизили.
И опять Бовуар кинул мимолетный взгляд на Гамаша – увидеть его реакцию. Потом – на Кэролайн.
– И поэтому вы перевели счета в другое место? – спросил у нее Бовуар.
– Я не хотела, но Энтони настоял. Он считал, что у Гуго держать счета лучше, – Гуго мог не только давать советы, но и торговать.
– И стало? – спросил Гамаш. А потом, увидев непонимающее выражение на лице Кэролайн, добавил: – Лучше?
– Да, я так думаю, – сказала она, скосив глаза на Гуго.
– Мой брат хорошо знал рынок, старший суперинтендант. По правде говоря, если я неплох, то Тони лучше. Неправильно, что его лицензию отобрали.
– Он тоже так считал? – спросил Бовуар. – Или отращивал зуб?
– Нет, – сказал Гуго. – Он был признателен партнерам за то, что они проявили сдержанность. Они могли бы поднять шум. Уволить его. Я считал их говнюками, но Тони сохранил к ним преданность.
– Merci, – сказал Бовуар. – А в последнее время у вашего брата был партнер?
– Мне об этом неизвестно.
– Вы знаете фамилию этого Бернара?
Они покачали головой.
– Чем меньше я знала про него, тем лучше, – сказала Адриенна, когда Бовуар обратился к ней.
– Вы ничего не хотите нам сказать? Никто не мог желать месье Баумгартнеру смерти?
Родственники задумались и снова покачали головой.
– Вы остались с братом после оглашения завещания, – сказал Гамаш Гуго. – Я правильно понимаю?
– Да. Мы часто обедали вместе. Два холостяка. Я приносил вино, а Тони готовил.
Он опустил глаза, и Гамаш подумал, что, вероятно, до него только теперь начинает доходить реальность изменившегося мира.
– И о чем вы говорили?
Гуго вернулся мыслями в прошлое. По времени оно было совсем рядом, но по событиям отодвинулось на целую вечность.
– Говорили о матери. О баронессе. Она была штучное изделие. – Гуго улыбнулся во все лицо. – Говорили о том, как ее не хватает.
– Мне ее тоже не хватает, – сказала Кэролайн.
Но ее голос больше говорил о ней самой, чем о матери. О потребности чувствовать себя включенной и, что, вероятно, более важно, о страхе остаться в стороне. Отстать.
– И когда вы ушли? – спросил Бовуар.
– К восьми я уже вернулся домой, – сказал Гуго.
– Он не говорил, что собирается посетить дом матери?
– Нет. Хотя мы и обсуждали, стоит его восстанавливать или нет. Вы думаете, он поэтому туда отправился?
– Не исключено, – сказал Бовуар.
Он протянул им одну из своих визиток со стандартной просьбой звонить в любое время, если возникнет необходимость.
Потом он попросил ключи от дома.
Они удивились. Потом удивление прошло. И они передали ключи.
Когда Баумгартнеры ушли, Бовуар и Гамаш присоединились к агенту Клутье в гостиной.
– Она повесила трубку, но сказала, вы можете перезвонить, когда будете готовы.
Она набрала номер и передала трубку Бовуару.
– Bonjour. Мадам Огилви? Говорит старший инспектор Бовуар. Я глава отдела по расследованию убийств Sûreté du Québec. Да, речь пойдет об Энтони Баумгартнере.
Он вкратце рассказал ей о том, что скоро так или иначе появится в новостях. Потом задал вопрос.
– У него дома обнаружились бумаги? – спросила мадам Огилви. – Отчеты? На бумаге?
– Да. Вы не можете предположить почему?
Она задумалась, прежде чем ответить.
– Нет.
– А я думаю, что можете, мадам. Я дам вам возможность еще подумать над этим вопросом. Мы можем встретиться завтра? Я принесу отчеты и письма.
Прежде чем Бовуар отключился, Гамаш прикоснулся к его руке и что-то прошептал.
– Еще один вопрос, – сказал Бовуар. – У вас есть клиенты по фамилии Киндерот?
– У нас тысячи клиентов, старший инспектор.
– Вы не могли бы поискать?
– Имена наших клиентов – дело конфиденциальное.
– Мы можем получить судебный ордер.
– Я не хочу затруднять вам жизнь, но, боюсь, вам придется это сделать.
Бовуар закатил глаза, но понимал, что спорить бесполезно. Если в какой-то момент станет известно, что она выдала конфиденциальную информацию, мадам Огилви придется доказывать, что ее вынудили к этому.
Он знал, что все прикрывают свою задницу.
– Похоже, таких дел немало творится, – сказал Бовуар, когда они вернулись в машину.
– Каких «таких»? – спросил его тесть.
– Отстранение людей, которые вели себя как подобает. С больной головы на здоровую называется.
Бовуар услышал рядом тихий удивленный смешок.
Жан Ги в такой форме как бы извинялся перед тестем. За то, что позволял себе резкость в отношении Гамаша. За то, что позволил чиновнику из Министерства юстиции Франси Курнуайе забраться к нему в голову.
