– Мы и не пытались.
– Почему?
– Потому что имя мадемуазель Берк стояло первым в списке контактов. Прежде детей.
Глава двадцать шестая
– Ну, тупица, где твой босс?
– Дома. Нянчит Рей-Рея, – сказал Жан Ги, передавая миску с салатом Оливье, который сидел рядом с ним за длинным кухонным столом Клары.
Тот факт, что он стал откликаться на «тупицу», немного беспокоил Бовуара, хотя его называли и похуже. Делали это убийцы. Психопаты. Рут.
– Нянчит? Эта работа для четырнадцатилетней девчонки, – сказала Рут. – Я вижу, он достиг уровня своей компетентности.
Когда Клара пригласила к себе на обед, Бовуар поначалу хотел отказаться. Он устал, к тому же было холодно и темно.
Он дал поручение инспектору найти Кейти Берк, потом сел читать поступавшие отчеты. Жан Ги собирался утром первым делом отправиться в Монреаль на работу. А теперь он хотел задрать ноги повыше и покемарить у огонька.
Но потом Анни прошептала волшебные слова.
Coq au vin
[41].
По дому Гамаша прошел шальной слух, что Оливье приготовил свою знаменитую запеканку и принесет ее Кларе.
– Не играйте со мной, мадам.
– А на десерт… Коричневый, – она снова зашептала; он чувствовал ее свежее и теплое дыхание на своем ухе, – сахар…
– Не-е-т! – застонал он.
– …и мороженое с поджаренным инжиром.
– Хорошо, я иду, – сказал он, вставая. – Шеф, ты идешь? – крикнул он в кабинет, направляясь к входной двери.
Когда ответа не последовало, он вернулся.
– Шеф?
Арман сидел, вперившись в экран компьютера, на столе рядом лежала открытая книга.
– Ты что делаешь?
– Пытаюсь перевести кое-что, правда, mein Liebling?
Он держал на коленях Оноре, читал, заглядывая в словарь, моргал, прогоняя муть из глаз, и делал записи в блокноте.
– Coq au vin, – сказала Рейн-Мари, присоединяясь к Жану Ги у дверей.
– Ага, значит, слухи не врут, – сказал Арман. – Но у нас ведь уже есть планы на обед, верно? – Он посмотрел на внука. – Батат. Вкуснятина. Может, немного авокадо. Ой, как вкусно! Немного серого вещества, которое называют мясом. Вы отправляйтесь, а мы уж тут как-нибудь. Верно я говорю, meyn tayer?
– Вот вы где, – сказала Анни. Она уже надела пальто, а теперь подошла и поцеловала сына. – Не позволяй ему озорничать.
– Это ты Оноре говоришь, да? – сказал ей отец.
– Конечно ему.
– Ты уверена, что не хочешь взять его к Кларе? – спросила Рейн-Мари.
– Non, merci, – сказал Арман. – У нас весь вечер спланирован. Обед. Туалет. Кино. Книга. Борьба звезд высшей пробы…
– У тебя не запланировано в какой-то момент уложить его спать?
– В конечном счете – возможно.
– Па, – сказала Анни.
– Хорошо, но книгу мы почитаем, верно? – спросил он у мальчика. – И я буду декламировать «Крушение „Гесперуса“»: «Шхуна „Гесперус“ шла / По штормовому морю…»
– Боже милостивый, – сказал Жан Ги. – Беги. Sauve qui peut
[42].
– А как насчет Оноре? – спросила Анни с напускным ужасом.
– Мы еще и не то можем. Беги, женщина, беги.
Арман закатил глаза, а Рейн-Мари рассмеялась и подумала: что случится, если кто-нибудь раскроет блеф Армана и поймет, что дальше двух строчек он эту жуткую балладу не знает.
– Работа? – спросила она, показывая кивком на компьютер.
– Немного и работа.
– Хочешь, чтобы я остался? – спросил Жан Ги.
– И пропустил coq au vin?
– Там будет Рут. Так что плюс на минус будет ноль.
– Мирна приготовила свою «поротую» картошку, – сказала Рейн-Мари.
– Ну, ты за главного, – сказал Жан Ги Арману, и в этот момент через открытую дверь на них хлынул холодный воздух.
Анни, Рейн-Мари и Жан Ги повернулись и крик-нули:
– Скорее дверь!
Этот хор был ему знаком лучше, чем национальный гимн.
– Ух, до чего холодина! – услышали они, потом раздался топот ног. – А эта крошка, – продолжил голос Бенедикта, – не торопится справлять свои дела.
Арман улыбнулся. Бенедикт не мог заставить себя сказать «какать» или «писать». Он знал, что молодой человек говорит о Грейси, и сочувственно к нему относился. Он провел немало холодных вечеров, умоляя это маленькое существо сделать уже что-нибудь, кроме как гоняться за Анри.
Бенедикт взял на себя обязанность в обмен за комнату и стол, которые ему предоставили до возвращения пикапа, выгуливать собак.
Гамаш чувствовал, что они за это в долгу перед Бенедиктом.
– Я тебе принесу что-нибудь, – сказала Рейн-Мари, целуя Оноре в макушку, потом она погладила лицо Армана, поцеловала в губы и прошептала: – Meyn tayer.
Он улыбнулся.
– Это по-немецки? – спросила она, глядя на экран.
– Да. Мне требуется время, чтобы прочесть.
– Глаза у тебя все еще болят? – спросила она, заглядывая в них и видя, что они все еще опухшие.
– Мой немецкий немного заржавел, – сказал он.
– Заржавел. В переводе с немецкого это значит «никогда не существовал»?
Он рассмеялся:
– Практически – да.
Она снова посмотрела на экран:
– Длинный текст. Кто тебе прислал?
– Один полицейский из Вены.
Рейн-Мари завязала шарф на шее.
– До скорого.
– Приятно провести время.
Арман вернулся к компьютеру, нагнулся над Рей-Реем, вдохнул его аромат и продолжил читать о разрывающей себя на части семье.
Жан Ги поглядывал на кусочки курицы с грибами и сочной, ароматной подливкой рядом с горой картошки.
«„Поротой“ картошки, – настаивала Мирна. – Не просто пюре».
Он так проголодался, что у него слезы просились из глаз.
– Значит, это правда, – сказала Рут. – Сына баронессы убили.
Жан Ги еще раньше, когда они только пришли на обед, сообщил об этом Кларе и Мирне, отведя их в сторонку. А когда к Кларе стали приходить другие гости, слух стал распространяться.
– Я думала, ты врешь, – сказала Рут Мирне.
– Зачем мне врать по такому поводу?
