Этот Дэвид пометил ее. Чтобы предупредить. Решил, что она новенькая, наркоманка, наводящая справки.
Может быть, Амелия и не знала, кто такой Дэвид, но уж он-то явно понятия не имел, кто такая она. И на что способна.
Глава тридцатая
Когда Жан Ги приехал к Изабель Лакост, старший суперинтендант Гамаш уже находился там.
Бовуар присоединился к ним в кухне.
Они посмотрели друг на друга, а потом одновременно произнесли:
– Расскажи мне, что тебе известно.
– Давай, Жан Ги, ты первый, – сказал Гамаш, улыбаясь зятю и естественным образом принимая бразды правления в свои руки.
Тот вкратце рассказал им о своей встрече с Бернис Огилви. И мыслях, которые посетили его, пока он ехал к Изабель.
– Так ты думаешь… Баумгартнер, возможно, и не знал ничего? – спросила Лакост. – Кто-то мог красть деньги клиентов… прикрываясь его именем?
– И Баумгартнера убили, потому что он обнаружил эту схему, – сказал Бовуар. – Ищи, где деньги. Одно из первых правил сыщика.
Он посмотрел на старшего суперинтенданта. Они провели бо́льшую часть стажировки в качестве агентов, наблюдая, как Гамаш нарушает не закон, а так называемые правила расследования убийств. И Бовуар с Лакост знали: именно поэтому их отдел имел почти стопроцентную раскрываемость.
«Убийцы не читают учебников по криминалистике, – говорил он им. – И хотя деньги играют важную роль, существуют и другие виды ценностей. И бедность. Нравственное и эмоциональное банкротство. Так же как изнасилование имеет не только сексуальные мотивы, так и убийство – оно редко мотивируется деньгами, даже когда деньги играют роль в этом преступлении. Убийство – власть. И страх. И месть. И ярость. Это чувство, а не банковский счет. Да, конечно, ищите деньги. Но я могу вам гарантировать: когда вы их найдете, они будут пахнуть какими-нибудь разложившимися эмоциями».
– Продолжай, – велел Гамаш Бовуару.
– Убийство Баумгартнера в таком случае получает мотивацию, – сказал Бовуар. – Тот, кто воровал у клиентов, рисковал не только своей репутацией, он мог получить реальный тюремный срок, если бы Баумгартнер сообщил о его проделках.
– Убивая Баумгартнера, он сохранял и деньги, и свободу, – добавила Лакост. – Вполне обоснованный мотив, согласна.
– А теперь, – сказал Гамаш, – разложи эту логику на части. Что в ней есть порочного?
Бовуара ничуть не задел этот вызов; напротив, подобные упражнения были одним из его любимых занятий. Он очень умело находил порочность в логических построениях даже собственных теорий. К тому же вовсе не претендовал на авторство этой теории, в которую, как сказала бы мадам Огилви, ничего не инвестировал. Просто эта гипотеза его заинтересовала.
– Допустим, – кивнул Бовуар. – Если он не крал у своих клиентов, то что отчеты делали в кабинете Баумгартнера?
– Он только-только обнаружил, что происходит, – сказала Лакост, беря на себя, к удовольствию Бовуара, роль адвоката дьявола. – Ему, потрясенному и рассерженному, требовалось какое-то время, чтобы изучить их и стопроцентно удостовериться в том, что они собой представляют, прежде чем обвинять кого-нибудь.
– Но как он из этих бумаг мог понять, кто этим занимается? На них одно только его имя.
– Он умный человек, – сказала Лакост. – Он знает «Тейлор энд Огилви» и вполне мог сообразить, чьих рук это дело.
Аргумент был слабый, они это признавали. Дело, которое дьявол в суде проиграл бы. Но аргумент вполне допустимый.
– И кто бы это мог быть? – спросил Гамаш.
Обычно он не вмешивался в эту часть процесса. Предпочитал слушать и впитывать.
По его мысли, такое поведение говорило о том, что они, возможно, нащупали что-то.
– Брокер, который делал для него транзакции, – предположил Бовуар. – Я его вызываю на допрос.
– И?..
– Очевидное, – сказал Жан Ги. – Бернис Огилви.
– И что ты о ней думаешь? – спросил Гамаш.
– Она молода, умна. Заняла это место, конечно, благодаря семье, но она владеет необходимыми навыками и темпераментом для такой работы. Амбициозна. Умеет приспосабливаться.
– Жадность? – предположил Гамаш.
Бовуар задумался.
– Корыстолюбие, может быть. Я думаю, она на все готова, чтобы защитить свое.
– Стала бы она красть у клиентов и ставить под удар своего наставника? – спросил Гамаш.
Жан Ги обнаружил, что слегка покраснел, когда шеф сказал о предательстве ученика по отношению к наставнику. И в его голове мелькнула мысль: а не мог ли Гамаш узнать об утреннем собрании? И о бумаге, которую он подписал?
– Она очень быстро поняла, как могли совершаться кражи, – сказал Бовуар. – Может быть, слишком быстро. И мне показалось, она из тех людей, которые считают себя умнее других.
– Возможно… потому, что она и есть умнее? – спросила Лакост. – К тому же кто из преступников допускает мысль, что его поймают? Мадам Огилви знает… бизнес и знает, как обмануть любые проверки.
– Всего лишь создать липовые отчеты, – сказал Гамаш. – Это же так просто. Никто в «Тейлор энд Огилви» их не увидит. А клиенты ни в чем не разберутся. Они будут получать то, что похоже на реальные отчеты с реальными транзакциями. У них остаются дивиденды и прибыли на их счетах. Все выглядит абсолютно нормальным.
– Вот только их капитал, их начальную инвестицию, она будет переводить на собственный счет, – произнес Бовуар. – И будет выплачивать щедрые так называемые дивиденды, чтобы у клиентов не возникало никаких вопросов.
– А они не могли участвовать в этом вместе? – спросила Лакост. – Огилви и Баумгартнер.
– Агент Клутье подозревает, что в схеме участвовали оба, – сказал Бовуар. – И не забудьте, нельзя сказать, что сам Баумгартнер разбрасывался деньгами. Жил в том же доме. Ездил на хорошей, но отнюдь не роскошной машине. Зачем красть, если не тратишь деньги?
– На хорошую жизнь в отставке, – предположила Лакост. – Спрятать их в каком-нибудь офшорном банке. А потом в один прекрасный день исчезнуть.
Гамаш слушал, и ему на ум пришли фотографии из дома Баумгартнера. Самого хозяина и его детей. Счастливого. Даже светящегося. Какое лицо он видел на этих снимках – человека, готового повернуться к ним спиной, чтобы больше никогда не увидеть? Способного укрыться где-нибудь на Карибах? Ради чего? Ради мощного катера и мраморной ванны?
– Désolé, – сказал Гамаш. – Моя, конечно, вина. Это я вынудил вас поспорить. Ты защищал гипотезу о том, что Энтони Баумгартнер узнал о схеме и предъявил обвинение тому, кто этим занимался.
– Верно, – согласился Бовуар, возвращаясь к действительности. – Значит, он узнаёт о том, что происходит. Может быть, кто-то из так называемых клиентов звонит ему, или он сталкивается с клиентом на вечеринке, и клиент спрашивает о состоянии своего счета. Счета, о котором он ничего не знает. Баумгартнер начинает раскопки, находит липовые отчеты и приносит их домой. Размышляет над ними, потом договаривается о встрече с человеком, которого подозревает…
