Бенедикт продолжал смотреть на Гамаша, но теперь в его взгляде было больше удивления, чем враждебности.
– Убийство, Бенедикт. Вы этого хотели? Оно было запланировано?
Но Бенедикт казался слишком ошарашенным, чтобы отвечать.
– Говорите. Скажите мне правду теперь.
Как только они вернулись в дом, Рейн-Мари сообщила ему:
– Звонили и Жан Ги, и Изабель. Они хотели бы, чтобы ты перезвонил им.
Арману подумалось, что «хотели бы» слишком слабо сказано, их желание гораздо сильнее.
– Вы вернулись, – сказала Рейн-Мари Бенедикту. – Все в порядке? Вы что-то побледнели.
– Ему нужно немного отдохнуть, – сказал Арман, направляясь в кабинет. – Мы испытывали покрышки. Преподали друг другу маленькие уроки езды в опасных условиях.
Бенедикт рухнул в кресло перед огнем.
– Что ты с ним сделал, Арман? – прошептала Рейн-Мари у дверей кабинета.
– Преподал ему урок, – ответил ей муж. – Если он попытается уйти, дай мне знать. Но я думаю, не попытается.
Гамаш оставил у себя ключи от его машины.
Он взял трубку, чтобы ответить на звонки, но заметил, что у него послание на автоответчике. Тихий, теперь уже знакомый голос сказал ему, что девочка найдена и Арман может ее забрать в любое время. Она в безопасности.
Теперь пришла очередь Гамаша в изнеможении рухнуть в кресло. Он закрыл на миг глаза, выдохнул, прошептал «merci».
Потом он позвонил Жану Ги – тот был в пути.
– Еду, шеф. Через несколько минут буду.
– Отлично. А что у тебя?
Жан Ги ответил. Потом Гамаш позвонил Изабель.
Когда он вышел из кабинета, Бенедикт все еще сидел в кресле, он так и не прикоснулся к кружке с горячим шоколадом на столике рядом с ним.
Он тупо смотрел на пляшущие язычки пламени. Рейн-Мари только что подложила новое полено в огонь, и Анри улегся перед камином. Грейси спала на диване. Сцена, как ни посмотри, казалась мирной и домашней.
Но по тому, что он только что услышал от Жана Ги и Изабель, тут имело место заблуждение. И в некоторой мере безумие.
Поговорив с Жаном Ги и Изабель, он набрал телефон Мирны и попросил ее прийти.
Его соседка должна была выслушать это.
– Ты хочешь, чтобы я ушла, Арман? – спросила Рейн-Мари.
Она хорошо знала мужа и понимала: ожидается вовсе не веселая вечеринка с гостями.
– Non, если хочешь – оставайся.
Появилась Мирна, стряхнула снег с шапочки, потопала ногами, сбивая снег с сапог.
– Уж вы постарайтесь удивить чем-нибудь хорошим, а то я ушла, оставив тарелку с супом и стакан вина.
Мирна села у камина, уже понимая, что ничего хорошего не предвидится. А вот плохое – да.
– Что такое? – спросила она, глядя на Бенедикта, который, казалось, пребывал чуть ли не в коматозном состоянии. – Что случилось?
– Одну минутку, – сказал Арман, подойдя к окну.
Он увидел мелькнувший свет фар приближающейся машины.
Минуту спустя вошел Жан Ги.
– А вот и Кейти Берк, – сказал Бовуар, войдя в комнату.
– Кейти? – сказал Бенедикт, встав.
Глава тридцать третья
– Ты мне что – голову морочишь? – крикнула Амелия парню.
Тот остановился, повернулся.
Они уже час мотались по грязным проулкам. Марк начал дрожать, но не от холода или страха, а от ломки. Его бормотание перешло в жалобное нытье:
– Мне нужно что-нибудь. Что угодно.
Он уже принял таблетку кислоты, но ему была привычна наркота посильнее. И он становился все слабее и слабее.
Все они слабели.
И наркоманы, и транссексуалы, и шлюхи, которые тащились за Амелией, шедшей следом за парнем из проулка в многоквартирный дом, из дома на пустую парковку. Некоторые покинули группу – им отчаянно требовалась новая доза, и они предпочли искать ее самостоятельно.
Те, кто остался, зашли слишком далеко и уже не могли принимать независимые решения. Они просто передвигали ногами, боясь отстать. Опять.
– Нет-нет, он был здесь час назад, – сказал парнишка, оглядываясь. – Он просил меня найти тебя. Все готово.
– Что именно?
– Обед. Он приготовил для тебя обед. Что за фигню ты несешь? Чума приготовлена.
– Тогда зачем ему я? – спросила Амелия, чувствуя приток адреналина.
– Откуда мне знать?
Амелия посмотрела на Марка. Ей хотелось спросить совета у него, у кого-нибудь. Она начала чувствовать зуд, но не знала – то ли это возбуждение, то ли предупреждение. Что-то пошло не так. Чутье говорило ей, что она направляется прямо в ловушку. Она должна остановиться. Двинуться в другую сторону. Вернуться. Домой.
Но дома у нее теперь не было. Возвращаться было некуда. Только идти вперед.
Она взвешивала варианты, а пирсинг на ее языке постукивал о зубы.
Парнишка пошел дальше, он поскальзывался, иногда чуть не падал в слякоть в своих кроссовках.
– Наверно, ушел, – бормотал парень, поглядывая то в одну, то в другую сторону. Но уже наступил вечер, и в эти закоулки почти не проникал свет от уличных фонарей. Дэвид мог стоять в футе от них, а они его не увидели бы.
Амелия приняла решение, ухватила Марка за руку и потащила вперед.
Щелк. Щелк. Щелк.
К звуку потрескивания пирсинга на языке присоединилась зубная дрожь.
Кейти и Бенедикт сидели бок о бок на диване перед камином.
На кофейном столике вместе с выпивкой стояла тарелка с ростбифом, курицей и сэндвичами с арахисовым маслом и медом.
На Кейти была длинная юбка из вареной шерсти поверх ярко-розовых джинсов и свитер, связанный словно из тефтелей, а на самом деле из коричневых помпонов. По крайней мере, остальные надеялись, что из них.
Анри смотрел на нее взглядом, который говорил, что за псом следует приглядывать.
Ее стрижка не отличалась от стрижки Бенедикта. Наверху почти под ноль, а по бокам, на ушах – длинные волосы.
Они держались за руки и выглядели очень молодыми; Кейти смотрела на взрослых вокруг них, а Бенедикт уставился на сэндвичи. Арман приглядывал за Анри. Остерегающим взглядом.
В очередной раз Арман обратил внимание на сходство между овчаркой и Бенедиктом.
– Я надеюсь, вы понимаете, – начал он, подняв глаза на молодую пару, – время лжи давно прошло. К тому же ее и без того немало накопилось.
И если слова Гамаша звучали жестко, то голос – мягко. Подбадривающе. Он словно выманивал фавнов из леса.
