– Я тоже пойду. А то мое печенье само себя не съест.
– Ты вроде говорила, у тебя суп остался, – сказала Рейн-Мари, провожая ее к двери.
– Наверно, ты ослышалась, – сказала Мирна.
– А мы? – спросила Кейти.
– Вы тоже свободны, – сказал Бовуар.
– И я? – спросил Бенедикт.
Бовуар помедлил немного, потом кивнул.
Они поблагодарили Гамашей за гостеприимство.
– И за покрышки, – сказал Бенедикт с улыбкой, которую днем ранее Гамаш назвал бы обезоруживающей, но сегодня она показалась ему расчетливой. – Я не забуду.
– И я тоже, – сказал Арман, пожимая руку молодому человеку. Потом он обратился к Кейти: – Знаете, мне и вправду понравилась шапочка.
Бовуар проводил их взглядом, потом сказал Гамашу:
– Когда я встречусь с ними в следующий раз, у меня на руках будет ордер на арест.
Гамаш надел ботинки, куртку, шапку.
– Собак выгуливать? – спросил Бовуар, натягивая варежки.
– Non. Я тоже в Монреаль.
– Отлично, – сказал Бовуар. – Я тебя подвезу. Можешь остаться у нас, если хочешь.
– Non, merci. Я сам поеду. Сегодня же и вернусь.
– А как твои глаза?
– В полном порядке.
Бовуар остановился, вгляделся в лицо тестя:
– Ты уверен?
– Ты ведь не обвиняешь меня снова в слепоте?
– Только хочу засвидетельствовать нечто столь очевидное, что даже твой младенец-внук понимает, – сказал Бовуар. – Впрочем, я вижу, ехать ты можешь.
Гамаш рассмеялся, пожелал зятю доброй ночи и вернулся к Рейн-Мари – сказал, что ему нужно в город, но он сегодня же вернется.
– Хочешь, поеду с тобой? – спросила она.
– Non, mon coeur…
[49]
В этот момент зазвонил телефон.
– Я отвечу, – сказал он и направился в свой кабинет.
Потянувшись к телефону, Арман вдруг замер – на экране трубки высветился знакомый номер.
Он кинул взгляд в гостиную, ногой толкнул дверь; когда она закрылась, сказал:
– Oui, allô.
Его голос показался ему странным даже для собственных ушей. Он звучал удивительно спокойно, тогда как сердце его колотилось.
– Месье Гамаш? – спросил мужской голос на другом конце. – Арнольд Гамаш?
– Арман. Oui.
– Меня зовут доктор Харпер. Я один из коронеров в Монреале. Боюсь, у меня для вас плохие новости.
У Гамаша закружилась голова. Он почувствовал – физически почувствовал – тошноту.
«Анни? – подумал он. – Оноре? Несчастный случай?»
Он стоял прямо, но на всякий случай уперся рукой в стол. Приготовился к удару.
– Я вас слушаю.
– Мы нашли ваше имя и номер телефона на теле, которое только что привезли. Ничего другого нет.
– Слушаю, – сказал Арман. Пальцы на руках и ногах у него похолодели, их пощипывало. Он боялся упасть в обморок.
– Мужчина. Рост больше шести футов. Худой. Точнее, изможденный. В женской одежде.
Арман сел и закрыл глаза, поднял дрожащую руку ко лбу. Выдохнул.
Не Анни. Не Оноре.
– Похоже, транссексуал накануне операции, – продолжал коронер. – Ваше имя было записано у него на бумажке в кармане.
– У нее, – сказал Гамаш, вздохнув.
– Прошу прощения?
– Это она. На ней розовое пальто? С оборками?
– Ничего нет. Ни пальто. Ни сапог, ни перчаток. Он…
– Она.
– Она была почти голая. Вы ее не знаете?
– Ее нашли одну? – спросил Гамаш, понимая, что́ это может означать. – С ней никого не было, когда ее нашли?
– Вы имеете в виду еще одно тело?
– Маленькая девочка. Лет шести.
– Не знаю. Мне привезли только тело.
– Проверьте, – сказал Гамаш, сдерживая себя, чтобы не наорать на коронера. – Пожалуйста.
Обычно коронер-новичок не принимал просьб от незнакомого человека по телефону, но этот человек говорил таким властным тоном, что коронер ответил:
– Минуточку.
И отправился проверять.
Он перевел Гамаша в режим ожидания, а тот поднялся на ноги и принялся расхаживать по кабинету в ожидании. Он ждал, ждал. Наконец вернулся доктор Харпер.
– Нет. Никакой маленькой девочки. По крайней мере, в морге. Вы тот самый Гамаш? Глава Sûreté?
– Да.
– Вы знаете, чье это тело?
– Думаю, что знаю, но мне нужно увидеть ее. Отчего она умерла?
– Похоже, передозировка. Мы делаем анализы.
– Я буду у вас через час.
– Да, сэр.
Арман направился к двери, но передумал и, вернувшись в кабинет, вытащил несколько шприцев из ящика под замком в своем столе.
После этого он ушел.
Гамаш стоял перед металлическим прозекторским столом, смотрел на одежду, сваленную на приставной стол. Ярко-багряная нейлоновая блузка, купленная потому, как он подозревал, что напоминала шелк. Мини-юбка из кожзаменителя. Подранные чулки-сеточка.
Потом он перевел взгляд на тощее тело и увидел, сколько сил она прилагала ради тех, кому было все равно. Ее пышный парик сбился. Густой макияж размазался по лицу, хотя утром она аккуратно нанесла косметику на лицо. Впрочем, струпья и язвы на лице не могло скрыть ничто.
В этом ужасном месте она попыталась быть красивой.
Он смотрел на тело, испытывая всеподавляющую грусть.
Коронер и санитар, услышав, как глава полиции бормочет что-то похожее на молитву, отошли в сторону.
Скорее от смущения, чем из уважения к приватности.
Гамаш перекрестился и повернулся к ним.
– Ее зовут Анита Фасьял, – сказал он. Когда санитар начал было хохотать, Гамаш пресек его попытку суровым взглядом. – Конечно, при рождении она получила другое имя. Я его не знаю. Если вам нужна помощь в отыскании ее родни, дайте мне знать, сделаю что смогу.
Гамаш обратил внимание на пятнистую кожу, синие вены. Ужас в глазах, красных от лопнувших сосудов. Ее смерть нельзя было назвать блаженной. Анита не отошла в облаке экстаза. Ее вырвали из жизни.
– Это карфентанил, – сказал он.
– Что? – спросил коронер.
– Аналог фентанила. Опиоид.
– Вы правы, сэр, – сказал санитар, севший за компьютер. – Прислали результаты анализов. У него…
