– У нее, – сказал коронер.
– У нее в крови обнаружен карфентанил. Хотя и в небольшом количестве.
– Много его и не требуется, – сказал Гамаш.
– Никогда о таком не слышал, – сказал доктор Харпер. – Вы его знаете? Новый опиоид?
– Новейший, – сказал Гамаш. – Только появился на улице.
Коронер глубоко вздохнул и пробормотал:
– Черт бы подрал эти наркотики.
– Вы позволите? – Гамаш протянул руку, но спросил разрешения, прежде чем прикоснуться к руке Аниты.
Ее тело было исписано чем-то похожим на доморощенную татуировку. Сердца. Бабочки. На тыльной стороне ладони он прочел «Esprit».
Призрак.
На другой он прочел «Espoir».
Надежда.
Esprit. Espoir.
Но его заинтересовало ее левое предплечье. Там были надписи другой, хотя и знакомой рукой.
Не татуировка – это было написано фломастером.
Дэвид.
А после имени стояла цифра 2.
Доктор Харпер подошел к компьютеру и сказал что-то санитару, который застучал по клавиатуре.
– Черт возьми! – сказал он и повернулся к коронеру, который впился взглядом в экран, а потом обратился к Гамашу: – За последние три дня в Монреале случились шесть смертей. Четыре дня, считая сегодняшнее утро. Все бездомные. Все наркоманы. От одного и того же наркотика. Как вы сказали?
Гамаш не ответил. Да и вопрос все равно был риторический. Коронер точно знал, с чем они имеют дело. С кошмаром.
Арман почувствовал, как тяжело ему стало дышать.
Он опоздал. Наркотик уже на улицах. Шесть смертей. Гамаш посмотрел на Аниту. Семь.
Но пока он ни слова не слышал от копов, действовавших под прикрытием. Амелия ничего не нашла. Так что, может, это была проверочная партия, для аппетита.
Основная часть наркотика появится очень скоро. Может, через несколько часов. Но пока еще ее придерживают.
– Вы можете показать фотоснимки других вскрытий? – спросил Гамаш, подходя к компьютеру.
Снимки были уже на экране.
– Увеличьте левые предплечья.
Сначала одно, потом другое. Потом еще одно.
– Черт, – сказал санитар. – Мы это упустили.
Гамаш не прореагировал. Он смотрел на изображение на экране. У них было несколько общих особенностей.
Все наркоманы. Все умерли от карфентанила.
И у всех на левом предплечье аккуратно написано «Дэвид». Хотя цифры по большей части стояли разные.
– И что это значит? – спросил коронер.
– Я понятия не имею, что это значит, – сказал Гамаш, вглядываясь в экран.
– Если кто-то примет слишком большую дозу этого карфентанила, – сказал коронер, – есть какое-то противоядие? Для спасения?
– Налтрексон, – сказал Гамаш. – Sûreté и местные полицейские сейчас получают это средство. Но…
Но если весь карфентанил попадет на улицы, то противоядия будет далеко не достаточно. И слишком мало времени, чтобы дать его нуждающимся. Карфентанил убивал слишком быстро – спасение не успевало, если только противоядие не давали немедленно.
Гамаш вернулся к телу Аниты. Он услышал ее тихий голос в автоответчике – послание, которое она оставила сегодня.
Фасьял нашла маленькую девочку. Та должна была оставаться у нее в безопасности, пока он не приедет. Но он не приехал. И она не дождалась. И теперь девочка была где-то там. Одна.
Посреди ночи, на снегу!
– Упаси ее Христос от такой смерти, – пробормотал он себе под нос, покидая морг на пути к машине.
Но он знал, что Христос не несет ответственности. Ответственность несет он, Гамаш. Молитва, самая отчаянная, ничего не изменит.
В одиночестве салона он достал телефон.
– Это что еще за хрень? – услышал он хрипловатый голос.
– Говорит Гамаш.
– О черт, простите, сэр, – прошептал молодой человек. – Мне не стоило так говорить.
– Вы видели какие-нибудь следы карфентанила? Хоть малейшие следы на улице?
– Нет, никаких. Но ожидания большие.
– Тут есть маленькая девочка, – сказал Гамаш. – В красной шапочке. Лет пять-шесть. Я хочу, чтобы вы ее нашли.
– Я не могу.
– Это не просьба, это приказ.
– Но, сэр, Шоке взяла наживку. Я думаю, оно то самое. Думаю, она его нашла.
– Дэвида?
– Да. Я не могу говорить. Если кто увидит…
Гамаш знал, что его звонок подвергает парня страшному риску. Ни один бездомный не ходит по улице с телефоном в руке. Но теперь перед ним стоял выбор.
Девочка или наркотик.
Но сейчас выбора уже не было.
– Оставайся с ней, – сказал он. – Мы пойдем по твоим следам. У тебя есть налтрексон?
– Oui.
– Удачи, – сказал Гамаш.
Он позвонил коллеге из монреальской полиции и предупредил его.
– Мы получили сигнал по сотовой, – сказал командир группы захвата. – Мы готовы выехать, как только будет команда.
– Вам понадобятся маски.
– Есть у нас маски. Вы уже там?
– Рядом. Черт! Будем надеяться, это оно.
Командир группы повесил трубку, и Гамаш направился к гнилому сердцу любимого города.
Хотя время перевалило за двенадцать, агент Клутье все еще сидела за своим столом, когда Бовуар приехал в управление полиции.
Рут, прислонившаяся к стене, сжимала тонкую разодранную голубую ткань на своем горле; она сердито посмотрела на него, когда он вошел в отдел по расследованию убийств.
– Извини, – сказал он Рут и развернул картину лицом к стене.
– Номер я переписала, – сказала Клутье. – Но я ждала – не вводила, пока вы не приедете.
– Спасибо, что дождались, – сказал Бовуар, подтянул стул к столу и кивнул ей.
– Где он? – спросила Амелия, оглядываясь.
Она находилась в проулке, примыкающем к проулку, примыкающему к заднему проезду. Найти невозможно, сюда может попасть только тот, кто заблудился. Она не сомневалась, что ни на одной карте этого проулка нет.
Но уж если ты его нашел, то никогда не забудешь. И возможно, никогда отсюда не выйдешь.
Все ее чувства были напряжены, глаза всматривались в темноту, слух обострился.
– Кто?
Голос был низкий. Спокойный. Изумленный.
Теперь уже не парнишка, а кто-то другой говорил, стоя в дверях.
