– Яхве и цезарь. Сколько наших собратьев погибло от меча тех, с кем мы сражались? Они не остановятся перед Иешуа, Мария. Пилат и цезарь знают, что его послание еще опаснее, чем он сам, и Савл не успокоится, пока не уничтожит всех назарян, начиная с «избранного ученика», которого любил мой брат.
За этим последовало долгое молчание. Мария раздумывала над его словами. Наконец Шимон добавил:
– Рано или поздно Савл узнает, кто руководит нашей общиной.
– Ты видел иудея, который мог бы хотя бы предположить, что женщина способна чем-нибудь руководить? – возразила она, пожимая плечами.
– Если мы сохраним жизнь этому римлянину, – продолжил Шимон, – ты не будешь в безопасности, сестричка. Ни ты, ни твой сын.
– Я знаю. Мы с Давидом уедем завтра утром.
– Куда?
– Туда, куда нас поведет Всевышний.
– Позволь мне расправиться с Лонгином, и тебе не придется уезжать.
– Я не могу. Это противоречит моей вере.
– Даже если это угрожает жизни твоего сына?
– Я верю во Всевышнего. Если такова Его воля, что ж, пусть так и будет.
8
Иерусалим, Иудея
Для иудеев он был гражданином Рима, а для римлян – иудеем. Савл нигде не чувствовал себя как дома. Его преследовало ощущение отторжения, какое испытывают полукровки. Чтобы подавить это неприятное ощущение, охранник выдумал себе биографию, которую видоизменял в зависимости от того, с кем ему приходилось общаться. Если это были римляне, он утверждал, что стал гражданином империи благодаря тому, что родился в Тарсе Киликийском. Если же он оказывался среди иудеев, то рассказывал, что происходит из колена Вениаминова, а его учителем был Гамалиил Старший
[14]. Между тем этот знаменитый толкователь Закона учительствовал не в Тарсе, а в Иерусалиме. С другой стороны, как иудей мог почитать языческих богов, что было долгом всякого римлянина?
Что касается своих родителей, то о них Савл никогда не рассказывал, конечно же, чтобы ненароком не разболтать о своих истинных корнях. Были ли они бывшими рабами, привезенными в Тарс откуда-то из империи, как утверждали некоторые, или же могущественными представителями знати, которым было предоставлено римское гражданство за оказанные услуги? Как же человеку, называвшему себя простым пошивщиком палаток, удалось так стремительно оказаться в иудейской аристократической верхушке? Был ли он обязан должностью начальника стражи Храма своему врожденному интриганству или патологическому вранью?
На самом деле Савл был человеком амбициозным и прагматичным. Его одержимость в достижении власти объяснялась стремлением компенсировать собственные физические недостатки и прежде всего малый рост, что особенно заставляло его комплексовать. Стать кем-нибудь значительным – это стало его навязчивой идеей, и не важно, под чьим знаменем он намеревался это осуществить. Ему было все равно, кому служить, – Пилату или Каифе, поскольку все его действия были ради проведения лишь одной политики – его собственной. Чтобы достичь своей цели, он был готов пожертвовать всем. В детстве он выжил благодаря тому, что надевал на себя ту личину, которая устраивала взрослых, и со временем он стал настоящим мастером перевоплощения.
Однако больше всего Савла угнетало то, что он страдал от загадочного недуга. Порой это заставляло его сомневаться в адекватности своих ощущений, поскольку эта «заноза в теле», как он называл свою болезнь, вызывала у него галлюцинации, в результате которых он мог даже потерять сознание.
– Мне очень жаль, что пришлось разбудить тебя, Савл, но прокуратор ждет тебя в прихожей, – сообщил ему дрожащим голосом раб.
– Прокуратор? – переспросил охранник, приподнимаясь на своем ложе.
– Он сказал, что это срочно.
От этих слов пульс охранника забился в бешеном темпе, а руки затряслись. Что могло понадобиться от него самому могущественному человеку в Иерусалиме?
Соскочив с ложа и одевшись, он сказал:
– Пусть подождет.
Когда Савл вышел к своему гостю, тот был уже не в прихожей, а сидел за столом, рассеянно просматривая записи охранника.
– Мне очень нравится твой стиль, – похвалил его Пилат. – У тебя неплохо получается писать на греческом.
– Мне посчастливилось попасть к прекрасным учителям в Тарсе, прокуратор. Чему я обязан такой чести – ты удостаиваешь своим присутствием мое скромное жилище?
– Я давно уже собирался поговорить с тобой, Савл, – начал прокуратор, подходя к охраннику. – Насколько я знаю, ты прекрасно исполняешь свои обязанности. От тебя гораздо больше пользы, чем от тех, кто тебя нанял на эту работу. Ты не прибегаешь к полумерам и при этом соблюдаешь субординацию. Я не считаю, что ты должен всю свою жизнь прислуживать этим шутам из синедриона. А каким ты видишь свое будущее?
– Я вижу его в Риме, но не ранее чем через пять-шесть лет, пока что мне еще страшно.
– А что, если я тебе предложу сократить этот срок до одного года?
По выражению лица Савла Пилат понял, что его слова достигли цели, и тогда он сделал конкретное предложение:
– Я не собираюсь оставаться здесь до конца своих дней. А когда я вернусь в Рим, мне понадобится человек с таким складом характера, как у тебя, который будет обеспечивать мою безопасность.
– Не думаю, что я именно тот, кто тебе нужен. У меня нет осведомителей в столице империи.
– Информаторов там достаточно, в отличие от тех, кто может ими управлять… В Иерусалиме ты ведь тоже никого не знал до своего приезда. Зато теперь ты больше в курсе дел, чем я. Я сведу тебя с кем надо, если, конечно, тебе это интересно…
– Мне это более чем интересно, прокуратор…
– Прекрасно.
– И… я тебе бесконечно признателен за ту честь, которую ты мне оказываешь.
– Быть мне полезным – вот лучший способ подтвердить это.
– Что я должен сделать?
– Ответь на один очень простой вопрос. Почему Каифа не хочет избавиться от назарян?
– Я не могу ответить вместо него, но…
– Можешь. Меня интересует твое мнение, а не его.
– В таком случае мне видится, что…
– Не нужно видений, с их помощью никто никогда не побеждал в войнах. Лишь точные сведения помогают выиграть. И точно так же в политике. Поэтому мне наплевать на твои видения, я хочу точно знать, почему он ставит тебе в упрек твое усердие, я хочу понимать, что такого он не делает, что ты, Савл из Тарса, сделал бы на его месте. Если бы это зависело только от тебя, ты бы смог искоренить эту скверну?
– Вообще-то… это зависит от многих факторов…
– О которых ты уже размышлял. Итак? Ты бы смог уничтожить эту свору фанатиков, да или нет?
