Следовало признать очевидное: римляне вскоре захватят плато.
И в это мгновение из глинистой почвы поднялся столб пыли и горячий воздух осветился невиданным доселе сиянием. Лошади римлян встали на дыбы, отказываясь скакать вперед. Огромное светящееся облако с бешеной скоростью налетело на них, закрывая все окрестности и осыпая солдат градом камней. Внезапно Савл поменялся в лице, напрасно он пытался защитить голову своими трясущимися руками.
В это время Лонгин пришел в себя и увидел, как Давид и Фарах пытаются оттащить его в укрытие, спасаясь от этой каменной бури.
Небо всей своей тяжестью обрушилось на штурмующих, словно эта неожиданная буря сломала поддерживавшие его столбы, словно небосвод вознамерился сойтись с землею, чтобы обладать ею. В воздухе было так много песка, а в песке так много воздуха, что уже непонятно было, где заканчивается небо и где начинается земля. Ветры с яростью набрасывались на всадников, обжигая их своим горячим дыханием, бешено вертя ими и заставляя одних отступать, а других просто сбрасывая на землю.
Однако Савл решил все же идти вперед, до крови пришпорил лошадь, чтобы та продолжала подниматься на плато. Но испуганное животное только зафыркало, стало на дыбы и сбросило его с себя. Оказавшись на земле, он тем не менее продолжал идти, наклонившись вперед и зажмурившись. Песок сыпался на его взъерошенные волосы и бороду, словно пытаясь его отговорить от этого. Тогда он принялся кричать на этого невидимого врага, который не пускал его вперед:
– Кто ты, демон? Почему ты ополчился против меня?
В это время в небе вместо ответа прогремел гром, от которого у него все похолодело внутри. Камешки хлестали его по лицу, оставляя кровоточащие царапины. Казалось, корни деревьев вылезали из земли, чтобы не дать ему продвигаться дальше.
– Чего ты от меня хочешь? – взмолился он, спотыкаясь. – Что тебе от меня надо?
Даже когда он уже лежал на земле, ненастье не давало ему передышки. Оглянувшись назад, он увидел ужасное зрелище. Потерявшие рассудок из-за песчаной бури, его товарищи по оружию убивали друг друга. Их перекошенные от ярости лица были все в крови, а когда все были уничтожены, кроме одного, этот последний набросился на Савла. Кровь струйкой бежала у него изо рта, когда он направился к охраннику. Тарсиец бросился было наутек, однако ноги, запутавшись в корнях деревьев, не слушались его. С кровавой пеной на губах, похожий на людоеда, нападавший угрожающе приближался к нему… Савл уже чувствовал вонь из его рта… Вдруг кто-то прикоснулся к его плечу. Савл вскочил, пытаясь на ощупь найти свой меч, но только опрокинул кувшин, стоявший у его изголовья.
Командир отряда отскочил в сторону. Он стоял перед ним с лампой в руках.
– Кто здесь? – закричал Савл, не раскрывая глаз.
– Твой помощник, господин. Мы в Дамаске. С тобой случился припадок, ты потерял сознание и упал с лошади.
Тарсиец с трудом смог открыть свои обожженные солнцем веки. Увидев его белые, покрытые пеленой зрачки, легионер побледнел. Отчаянно пытаясь найти своего собеседника, Савл спросил:
– Я тебя не вижу… Где ты?
– Перед тобой, Савл.
Тогда тарсиец обгоревшими на солнце руками нащупал лицо своего подчиненного…
– Я ослеп! – зарыдал он. – Ослеп…
42
Дамаск, Сирия
Повсюду, где появлялся Ловец человеков, собиралась большая толпа. Люди хотели видеть и слышать того, кого Мессия назвал своей скалой. Люди впитывали все, что он говорил. Его слушатели были очарованы тем блаженством, которое он обещал в своих речах. Как человек, не умевший ни читать, ни писать, мог так доступно толковать Писание?
– Это не я вам говорю, – скромно отвечал Петр. – Это Иешуа из Назарета вещает моими устами.
Казалось, приняв Дух Божий семь лет тому назад, в день Пятидесятницы, его апостолы превратились из боязливых учеников в страстных проповедников. Некоторые из них, как, например, Фома и Андрей, отправились нести Добрую Весть на край света. Другие, такие как Петр и Иаков, до сих пор вещали ее в Палестине, несмотря на преследования. Проповедуя, словно овцы среди волков, эти Одиннадцать апостолов возвращали надежду униженной стране, жаждущей посева нового.
О них ходили самые невероятные слухи. Говорили, что они способны исцелять больных и изгонять демонов. Поэтому всякий раз, когда они приходили в какой-либо город, на площадях появлялось множество носилок со страждущими, которые надеялись, что апостолы прикоснутся к ним, проходя мимо, или хотя бы на них упадет их тень.
Напрасно пытались скрыть прибытие в Дамаск Петра и Иакова, дом, в котором они должны были остановиться, люди готовы были взять приступом. Толпа заполнила все близлежащие улицы. Калеки появлялись там, словно из-под земли, одни на костылях, другие на коленях. Слепые, глухонемые, парализованные и прокаженные, движимые одним лишь страстным желанием – исцелиться, сходились к этому месту.
Но апостолы Иешуа хотели исцелять души. Сотворение некоторых чудес, которое им приписывалось, удивляло их так же, как и тех, с кем это происходило. Они считали себя лишь исполнителями, и если чудеса происходили, то это было деяние Духа Божьего, который действовал через них.
Ничего иного.
Как можно было объяснить это толпе, убежденной в обратном?
Ловец человеков взял слово, как это бывало всякий раз, когда положение становилось безвыходным. Он говорил об Учителе и о Царстве Божием, куда каждый может попасть через крещение.
– Измените ваши души, – призывал он, – ибо близится конец света!
Они с Иаковом погружали желающих в фонтан, предоставленный им хозяином дома для этого случая. И они выходили из него назарянами, освобожденными от грехов. А когда к ним подходили страждущие, оба апостола принимали их так же милостиво, как и остальных. Они возлагали свои руки на их больные места, закрывая при этом глаза и поднимая лицо к небу. Они представляли, что у парализованных снова начинают действовать конечности, глухонемые кричат от радости, горбатые выпрямляются, а слепые открывают для себя свет, о котором до сих пор могли только слышать! Но каждый из этих несчастных выходил из воды с тем же страданием или недугом, с каким вступал туда. И паломники уходили от них разочарованными, чувствуя себя обманутыми, считающими их лжепророками. Они бежали прочь от того места, которое совсем недавно брали приступом.
Все покинули их.
Все, кроме одного.
Иуды Искариота…
Увидев человека, выдавшего своего собрата за несколько сребреников, Иаков с трудом смог отнестись к нему как к своему ближнему, которого следовало возлюбить, как самого себя.
– Я полагал, что ты уже мертв, – с горечью произнес он.
– Это не из-за того, что я не пытался умереть, – стал оправдываться Иуда, осознавая, какой опасности подвергается, явившись сюда. – Я знаю, что вы думаете, вы оба, но… Может, пусть поработают наши языки, прежде чем дело дойдет до кулаков?
