Внезапно он вспомнил обо всех тех назарянах, которых заточал в камеры Храма, будучи еще Савлом из Тарса. Разве Иешуа не уготовил ему самый лучший способ покаяния, заставив Павла на собственной шкуре прочувствовать плоды грехов прошлого? Если так оно и было, значит, он должен пережить те зверства, которые его ожидали. Даже если ему предстояло гнить в этой камере до конца дней своих.
Савл упрекал себя за то, что сжег Карозуфу, завещание, составленное Иешуа для своих учеников, которое он нашел у Марии. Он прочитал его всего лишь раз, но некоторые отрывки запечатлелись в его памяти, как, например, тот, который он только что использовал в своей первой проповеди.
Слово Учителя действует, – думал он.
В это время он услышал звуки шагов за решеткой, чье-то ворчание, а потом все стихло. Своей здоровой рукой он оперся о влажную стену, встал и просунул голову сквозь прутья решетки, но в извилистых коридорах карцера можно было видеть не далее чем на два метра. Тогда он прислушался: звон цепей… скрип дверных петель… потрескивание горящего факела… Шаги приближались, и вскоре в полутьме показалась чья-то тень, в руке этого человека был окровавленный меч, несомненно, охранника, которого эта рука только что казнила. Тень больше напоминала ангела-губителя, чем обычного тюремщика.
– Кто здесь? – хриплым голосом спросил Савл.
– Твой последний час, – ответила тень.
– Оставь меня, сатана! Мне нужно не избавление, а покаяние.
– Я слышал, как ты проповедовал в городе. Откуда эти слова?
– От Иешуа из Назарета.
– Что ж, допустим. Но он никогда не произносил их в нашем присутствии, а мы постоянно были с ним.
Савл попытался рассмотреть лицо говорившего, чей голос он узнал.
– Иуда Искариот? – произнес ошеломленный Савл.
Вместо ответа человек поднес к своему лицу факел, свет пламени которого подтвердил предположение Савла.
– Я считал, что ты умер… – продолжил Савл, все еще удивленно глядя на Иуду.
– А я считал, что ты – начальник охраны Храма…
– Зачем ты сюда пришел?
– Я уже сказал тебе: узнать, откуда ты взял эти слова, и, возможно, казнить тебя как лжепророка. Иешуа предупреждал нас о них.
– По делам его узнаете вы лжепророка, – ответил Павел словами Учителя. – Разве собирают виноград с колючек или смоквы с репейника? Хорошее дерево не приносит плохих плодов…
– …а плохое дерево не приносит хороших, – закончил вместо него Иуда. – Да, это действительно слова Иешуа, но говорил он их только нам, Двенадцати. Откуда ты их знаешь?
Савл какое-то время колебался. Как рассказать ему об этом, не упоминая Карозуфу?
– Они… из его собственных уст! – нашелся он. – Я уже говорил тебе, что он удостоил меня, его преследователя, своим присутствием. Он поручил мне проповедовать его учение среди язычников разных стран земли.
– Ложь! Его послание не для язычников и тем более не для людей всей земли, а только для его народа!
Савл улыбнулся, раздраженный этой формальной стороной веры, которую назаряне хотели сохранить любой ценой. Он взялся правой рукой за прутья решетки, отделявшей его от этого судьи, и продолжил свою речь, тщательно подбирая слова.
– Иди, – сказал он мне, – научи все народы, крестя их во имя Отца, Сына и Святого Духа.
– Как же ты можешь крестить, если сам не крещен!
– Я хочу креститься, Иуда. Помоги мне стать одним из вас.
– Ты смеешь просить меня об этом, когда твои руки обагрены кровью моих собратьев?
– Ты прав. Я не достоин этого, но… я молю Господа, чтобы мои бывшие враги нашли в себе силы простить меня, как это сделал он. Ведь он простил меня, Иуда, меня, своего злейшего врага. Тебя он тоже может простить, Искариот, если ты покаешься.
Эти слова прозвучали как приговор. Резким движением Иуда схватил Савла за горло и прижал его к решетке, расцарапав лицо о прутья.
– Ты не знаешь, о чем ты говоришь, Савл. Мои отношения с Учителем тебя не касаются. Для меня существует лишь одно: его воля. И я жду, когда он сообщит мне ее в отношении тебя.
Сказав это, он с такой силой оттолкнул Павла, что тот упал в нечистоты, которые до этого момента успешно обходил. Тарсиец посмотрел на свои испачканные руки и поднял глаза на Иуду, огорченный, что не смог его переубедить.
– Я больше не тот, кого вы имели основание презирать, Иуда. Я был слеп, а теперь я вижу. Но…
Внезапно в его памяти всплыли слова, которые он прочел в Карозуфе, и, как недавно на площади, он произнес их от своего имени:
– Напрасно бы я стал пророком, роздал бы голодным все, что у меня есть, если бы у меня не было любви, без нее я ничто. Любовь запасает терпением, помогает. В ней нет места для злобы. Она верит во все, ждет всего, выдержит все. Пророчества устареют, а любовь не пройдет никогда.
Взволнованный словами своего врага, которые так напоминали слова Учителя, Иуда открыл дверь и вошел в камеру с факелом в руке.
– Что ты делаешь? – испугался Савл, по-прежнему лежа на полу и не отводя глаз от обнаженного меча.
– Я освобождаю тебя, – ответил Иуда, вкладывая меч в ножны.
– Почему ты это делаешь?
– Потому что Учитель только что говорил твоими устами.
52
Гаризим, Самария
Крепость Гаризим возвышалась над одноименной горой, одной из самых высоких в Палестине – высота ее была около тысячи метров. Она была священным местом для самаритян. В этом хорошо укрепленном храме имелся источник свежей воды, и жизнь там была организована, как в деревне. Зубчатые стены крепости, казалось, вырастали прямо из отвесной скалы, и создавалось впечатление, что все это строение высечено в скале.
Римская армия расположилась на расстоянии чуть меньше полумили. Три тысячи человек из пятитысячного Третьего Галльского легиона – лучники, баллисты, копьеносцы, пращники; солдаты со всех концов империи под императорскими орлами превратились в непобедимую армию. Сочетание красной материи и золота являло собой сверкающее великолепие.
Понтий Пилат в офицерских доспехах, поблескивающих в свете полной луны, прискакал в лагерь во главе своей когорты. Макрон, занимавшийся приготовлениями к осаде, оставил все дела, чтобы встретить его.
– Всемилостивые боги, неужели это сам прокуратор Иудеи привел мне подкрепление? Если бы я знал, что ты направляешься сюда, я бы выслал тебе сопровождающих.
– Ты бы знал об этом, если бы выставил часовых там, где полагается, – проворчал Пилат. – Тебе повезло, что мы не зелоты, а то бы тебе уже яйца оторвали.
Макрон решил не реагировать на эту провокацию. Прежде чем отплыть из Рима, он навел справки об управляющем провинцией, куда он следовал, и узнал, что это человек хитроумный и крайне опасный. Как все злопамятные люди, он обладал феноменальной памятью.
