Теперь следовало действовать быстро.
Лонгин увидел чан с жидкой смолой, которой покрывали снаряды катапульт, и находящуюся поблизости топку. Он указал своим друзьям на часовых, охранявших чан, и шепотом отдал указания.
Шестерка бесшумно расположилась среди кучи трупов, при этом каждый знал, что ему предстоит делать. Кровь, масло и человеческие внутренности делали землю скользкой.
Приближаясь к часовому, которого ему предстояло убить, Давид видел, что перед ним воин его возраста, на которого происходящее вокруг производило столь же сильное впечатление, как и на него самого.
Он вспомнил слова Мии.
Пошел ли этот парень служить добровольно или его принудили? Эти мгновения сомнений чуть было не стоили ему жизни, потому что юный часовой повернулся к нему лицом и тут же вскинул копье. Увидев, что Давид одет как подкопщик, римлянин нахмурился, но прежде чем он сделал какие-либо выводы, стрела уже успела пронзить ему горло.
Давид обернулся и увидел Саломею, которая только что опустила свой лук. Кивком он поблагодарил самаритянку за спасение. Остальным часовым проворно перерезали горла. Они падали, не в состоянии даже вскрикнуть.
Давид с Лонгином схватили котел с растопленной смолой и понесли его на край пандуса. Когда они проходили мимо офицера, отвечавшего за передвижение башни, тот окликнул их:
– Эй вы, двое! Как вы оказались на пандусе? Займитесь-ка своим делом, а котел со смолой отнесите туда, где его взяли!
Давид остановился и краем глаза взглянул на Лонгина. Он старался не поворачиваться, чтобы его смуглое лицо не вызвало подозрений. Трибун повернулся к офицеру и раздраженно ответил:
– Нас только что попросили отнести этот котел на край пандуса, чтобы лучники могли макать в смолу стрелы. Вы бы сначала договорились между собой, потому что эта штуковина весит немало!
– Кто именно вам сказал? – спросил римлянин.
И в это время из клубов пыли вынырнул Досифей и расправился с ним.
Подойдя к основанию башни, Давид и Лонгин вылили растопленную смолу на повозку, на которой стояла башня, и подожгли ее. Пламя тут же поглотило эту подвижную конструкцию, и над ней стали вздыматься клубы черного дыма.
Попав в огненную западню, пехотинцы второй когорты были вынуждены проворно карабкаться вверх, чтобы выбраться из этого пекла. Некоторые из них умерли от удушья, а другие прыгнули в пропасть, чтобы заживо не сгореть. Остальные забрались на самый верх башни, чтобы вдохнуть свежего воздуха, и там Варавва и другие повстанцы перестреляли их, как куропаток.
Шестерка освободила узников, тянувших башню, от оков и уговорила их поднять оружие против римлян. Они тут же взяли то оружие, которое попалось им под руку, – мечи погибших солдат, а также обломки досок из горящей башни.
Макрон онемел при виде того, как эта гигантская конструкция скатывалась назад вместе с оставшимися на ней выжившими воинами второй когорты. Съехав с колеи, она свалилась с пандуса на половину римской армии.
Стоявшие на крепостной стене Варавва и его товарищи уже возрадовались этой победе, и тут подъемный мост второй башни опустился между зубцами крепости.
Для неопытных воинов, находившихся на площадке за бруствером, время остановилось. Они с ужасом смотрели на Варавву, который сунул стрелу в пылающую смолу, и, пока легионеры выскакивали между зубцами крепости, он натянул тетиву и выстрелил. Огненная линия прорезала пространство и попала в тряпку, пропитанную смолой, которую Варавва бросил на подъемный мост. Он тут же вспыхнул, и полтора десятка римских солдат превратилось в живые факелы. Следующая шеренга, пытаясь спастись из огня, попадала со стен крепости. Вдохновленные обещаниями награды, которые Макрон раздавал налево и направо, самые отважные пытались пробиться сквозь огненную завесу, но летящие с другой стороны стрелы не оставили им никакого шанса спастись.
Осажденные едва успели снова вставить стрелы, как на крепостной стене появилась очередная волна легионеров. Эти были уже так близко, что Варавва и его товарищи вынуждены были отложить луки. Зелот вытащил из-за спины меч и с такой силой нанес удар по голове налетевшего на него римлянина, что ему пришлось упираться ногой в тело погибшего, чтобы вытащить меч, застрявший в голове противника.
Варавва выкрикнул команду на арамейском, и защитники, отступив к развалинам храма, окружили его, стоя плечом к плечу. Это были мужчины, женщины и подростки. Все они верили в своего Бога, любили свою родину и были уверены, что нет смысла жить, не будучи свободными.
У подножия крепостных стен тысяча рабов, с которых были сняты оковы, поспешно покинули пандус. Их взгляды сверкали яростью и ненавистью к римлянам, заставивших их трудиться во вред своим собратьям. Лонгин, Давид, Саломея, Досифей, Рекаб и Моше были в первых рядах.
– Легионеры, построиться фалангой! – прокричал Макрон.
Пехотинцы, приученные к железной дисциплине безжалостной муштрой, за несколько мгновений образовали настоящую стену из щитов, ощетинившихся выставленными копьями. Истекая потом под своими доспехами, римские пехотинцы стояли, несгибаемые, под неистовым натиском полуголых невольников.
– На фланги! – приказал Лонгин своим товарищам.
Это были слабые места фаланги, о которых центурион знал. Шестерка разделилась надвое, став по бокам прямоугольника из пехотинцев, в то время как стена из щитов сдерживала натиск жаждущих крови рабов. В слепом приступе ярости большая их часть напарывалась на копья. Другие, которым повезло больше, просачивались между остриями и крушили своих палачей с таким неистовством, что даже не обращали внимания на свои раны.
Крики сражающихся и стенания раненых заглушали все остальные звуки.
Дойдя до ступеней Гаризимского храма, к которому отступили повстанцы с Вараввой, легионеры поняли причину их внезапного отхода. За повстанцами возвышалась гигантская статуя Калигулы. Обмазанная с головы до ног расплавленной смолой, она была охвачена огнем. Символ божественности императора, который привел к стольким человеческим жертвам, плавился на глазах потрясенных римлян.
– Чья Палестина? – обратился Варавва с вопросом к своим соратникам.
– Наша! – отвечал ему хор повстанцев.
– Кому отдал Бог Землю обетованную? – выкрикнул зелот.
– Своему народу! – не заставили себя ждать с ответом иудеи.
– Докажите это! – подзадоривал их Варавва.
И начался рукопашный бой.
Выскакивая из черного дыма и клубов пыли, Давид и Лонгин со своими товарищами кромсали всех, кто попадался им на пути. Одежда римских подкопщиков на них лишь усиливала всеобщее смятение.
В центре поля битвы догорала осадная башня в груде трупов, обгоревших лошадей и людей. Жар, исходивший от нее, усиливал отвратительный запах сгоревшего мяса. Прикрывая рот рукой, оставшиеся в живых всадники боролись с приступами тошноты и старались взять себя в руки.
