Блять, внезапно опомнился Корень, чем это он меня… В спину будто бы забили сразу несколько свай.
Что там с коптерами-то, подумал он. Самое же важное, чтобы это увидели. Черт, не успел проконтролировать…
В спину снова стукнуло, на сей раз будто бы кувалдой. Корень попробовал оглянуться, чтобы опознать заплечную сволочь, но ноги не удержали. Падая, он чуть не зацепил телекамеру, выдвинутую между полицейских туш. Звуки уже кончились, но Корню всё казалось, что эта камера продолжает мерзко жужжать то справа, то слева. Он даже успел на нее замахнуться, но о том, дотянулся или нет, уже не узнал.
Овечкина, ставшего свидетелем Витькиного броска, только теперь по-настоящему охватил ужас. Взмахи рук, железок, брызги крови – и всё это на одном кадре с Витькиным измордованным лицом – начали прокручиваться перед ним раз за разом. Саша инстинктивно метнулся к месту действия, и тут же сдал обратно, потому что месилово только набирало обороты.
«Космонавты» еще давали ему разгуляться, но уже слышались команды «начать разделение». Кто-то цапнул Овечкина за куртку, и Саша, не глядя, ткнул в хватателя «корочками» вице-мэрского помощника. А вдруг не сработает, промелькнула в голове мысль, и Овечкин в страхе сжался, ожидая что его вот-вот перетянут дубинкой по спине.
– Че делать? – спросил поймавший его «космонавт», чуть ослабив хватку.
– Да пошел он, – отозвался коллега, – других навалом.
Оказавшись за спинами ментов, Овечкин чуть не врезался в телевизионную бригаду НТВ.
– Заснял, как он лупил людей железякой? – спрашивал корреспондент оператора.
Оператор отвечал в том ключе, что всё нормально, мальчик, взял в лучшем виде.
– О, Саша, – воскликнул корр, опознавший в Овечкине координатора мэрии, – вы тоже тут?
Овечкин кисло улыбнулся.
– Жуть, правда? – продолжал корр. – Какие беспорядки, да? Совсем озверели эти оппа-ублюдки. Нам одного из организаторов сказали ловить, так он вообще же людей хотел убивать. Насилу вырубили. А потом будут кричать про невиновных, да? Как тогда, когда мы с вами сюжет делали…
Ряды «космонавтов» с выставленными перед собой щитами уже начали движение.
12
норна
Последний раз Настя приехала 14 ноября.
В том году выпал очень ранний снег. За окном по нему топтались собаки, перетаскивая хозяев с места на место. Между опавшими яблонями всё было исчерчено пунктирами следов. Тут и там сияли помпоны разноцветных шапок, и я думал: надо же, новый год включили авансом.
И вдруг стук.
Подбегаю, распахиваю – правда она.
Как только поднялась на второй этаж? Она не могла стоять, не могла сидеть, даже лежала с трудом. К ней было страшно прикасаться – казалось, она в момент истлеет, осыпется черным пеплом.
Бедная моя Настя.
– Давай доделаем как надо, – сказала она, вымучивая из себя улыбку. – Ты же со мной, да?
– Ну да, – сказал я, – а что…
* * *
Первую ее раскраску я видел по пути в Камбоджу. А после шамана она стала рисовать их одну за другой. Линии, пятна, сполохи – мешанина цветов, куча мала из отходов геометрического производства.
Она называла их «гибель богов», утверждала, что нет ничего лучше, чем сжигать разных гадов через разрисованных персонажей.
Кого сжигать?
Хапуг-алюминщиков. Убийц-энергетиков. Тех, кто их покрывает.
Чушь, конечно, – говорил я.
Она отвечала: ну да, чушь, но дело не в этом. Значение имеет только цена. Сколько вынешь из себя, столько и получишь.
– Херопрактика какая-то, – сказал я на это.
На первой Настиной картинке был красноярский карнавал – у нас как-то так сложилось, что в июне мэр непременно наряжается жирафом, а губернатор натягивает мушкетерские ботфорты. Потом они все вместе строятся свиньей и шлепают по Мира мимо электрических розовых пальм в кадках. Мне иногда эта дичь даже нравилась, казалась наркоманскими кинопробами к Линчу – в красноярских декорациях это не худшая эстетика.
Настя вывела алюминиевого короля, который несет в руках голову Железного дровосека, а своей у него уже нет. Среди сопровождающих – Страшила, губернатор Лев и марширующие маки, из которых идет дым – потому что они на самом деле заводские трубы, которые прикрыты листочками.
Где-то через месяц завод в очередной раз брали с ОМОНом. У нас то и дело начинались азербайджанские войны, только на этот раз алюминиевый магнат не дотянул до перемирия. Сначала говорили, будто его зацепила шальная пуля. Однако потом все увидели закрытый гроб на похоронах, и тут уж началось. Рассказывали, будто короля пытали, а потом задушили. Что отрубили нос и уши. И даже, мол, саму голову – топором. Так и не нашли.
– Вот это ты угадала, – удивленно сказал я Насте.
– Ага, – ухмыльнулась она, – угадала.
Вторым был хозяин Приангарья. Большая вода в две трети картины, а под ней – желтой подводной лодкой – веселый Нагльфар тащит за собой на веревке утопленников. Один из них – глава корпорации развития.
Несчастный случай на рыбалке. Упал с яхты и под винты.
Бедная моя Настя.
Она сказала: давай доделаем как надо. И я ответил: давай.
Ее хватило на целых три. Никто не вытягивает столько, потом даже двух ни разу не было. А у нее вышло.
Только вот этих идиотских часов в углу она никогда не рисовала. Это уже после придумали, для красоты. Но с тех самых пор, как они взялись переизобретать Хиропрактика, их будильник отстает.
Про это забыли, но я по-прежнему держу в памяти.
Они еще очень удивятся, Настя. Наверняка удивятся.
подох как миленький
Это был хороший зимний вечер. Лучший за месяц, как минимум. Выборы кончились два дня назад, деньги упали на счет. Ас звонил с поздравлениями. И вообще все звонили.
Позавчера Георгий радовался. Нет, не так: позавчера он был счастлив. Решил, что купит жене новый «Range Rover Evoque», она заглядывалась на красный. И на Новый год надо – на острова. Какие сейчас самые понтовые острова? Сейшелы или Карибы? Вот на них.
И зачем, кстати, ждать Нового года? Почему не на следующей неделе? На следующей и надо будет. Взять билеты, а Галке ничего не говорить. И чтобы бунгало на берегу, и море подкатывалось прямо к порогу. Есть же у них такие? Да по-любому есть!
И, кстати, про что-нибудь ближе к центру тоже можно подумать. Комплекс «Зиларт», да? Вот надо будет съездить – глянуть…
Всё это Георгий сегодня отложил на потом, потому что сегодня наконец появилось солнце. Оно всплыло как подлодка, которую уже давно списали на боевые потери. Прожгло в серой взвеси себе кусок неба и свесилось из зенита.
