– То есть я мошенница?
Она энергично качает головой.
– Вовсе нет! Вы просто носите маски. Мошенником был ваш отец.
Я снова на ринге с Роситой. Ее удары так быстры, что блокировать их я не успеваю. Она достает меня раз за разом. Больно. Хотя она не бьет в полную силу, а просто развлекается. Я отступаю на шаг, бросаю взгляд на Курта. Он смотрит без выражения.
Опускаю руки в перчатках.
– Сдаюсь.
Росита кивает, выходит из стойки, смотрит на Курта. Прощальный жест – и она выбирается за канаты.
Подхожу к Курту.
– Чего ты добиваешься? Хочешь посмотреть, как меня отлупят? Ты же знаешь, что она мне не по зубам.
– Я хотел выяснить, есть ли у тебя на самом деле бойцовский дух. После сегодняшнего боя уже не уверен.
– И я не уверена. Бой с откровенно более сильным противником – что это за тренировка?
– Если тебе здесь не нравится, я не настаиваю. Есть другие залы.
– Ты меня прогоняешь?
– Сама решай.
Я в упор смотрю на него.
– Это оттого, что я знаю про тебя и Шанталь?
– Ничего ты не знаешь. И как бы то ни было, Шанталь мертва.
– Ты больше не называешь ее Мари.
– Приходил детектив, задавал вопросы. Это ты его навела?
– Что ты несешь?! – Я не отвожу взгляда, но он молчит. – Ладно, думай, что хочешь. Не желаешь меня видеть. О’кей. Сейчас освобожу шкафчик.
Он пожимает плечами и уходит.
С улицы звоню Скарпачи, рассказываю, что случилось и как я зла.
– Я ни слова ему о тебе не сказал. Но раз он так считает, тебе и вправду лучше заниматься где-то еще. Мест предостаточно.
– Само собой. Просто неприятная ситуация. Меня выгнали. Хоть не зря?
– Курт признался, что был клиентом Шанталь. Ему нравилось, что они по очереди друг друга тренируют. Довольно странный способ описать сеансы с госпожой, но, по существу, – вряд ли он замешан в деле.
Днем на меня внезапно обрушилось вдохновение, и сейчас, много часов спустя, я все еще работаю, ничего не видя вокруг: бью по клавишам компьютера, продумываю сценографию, делаю черновые наброски; пытаюсь с разных сторон подойти к истории о себе и о Шанталь Дефорж, странной женщине, в чьем жилище я теперь обитаю и чья личность и фантазии занимают в моих мыслях так много места.
Распечатываю самую качественную репродукцию знаменитого фото из Люцерна, креплю рядом с монитором; теперь я могу смотреть на него во время работы.
Я и смотрю. И мучаюсь вопросом: что находила Шанталь в этом странном снимке? Она потратила массу усилий, чтобы добиться сходства и создать на своей фотографии похожий образ – зачем? Была ли ее одержимость личностью Лу Саломе своего рода безумием?
И связано ли это как-то с ее насильственной смертью?
Я совершенно уверена: новая пьеса не будет похожа на мои прошлые работы. Я вообще не уверена, что это будет моноспектакль. Скорее, полноценная многоактная театральная постановка с участием других актеров. Она будет о трех женщинах, чьи жизни переплелись: о Тесс Беренсон, искательнице и актрисе; о Шанталь Дефорж, госпоже и жертве, и о Лу Саломе, писательнице, психоаналитике и интеллектуалке.
Я работаю до поздней ночи. Когда мысли иссякают, просто смотрю на снимок – и на мозг водопадом обрушиваются новые идеи. Так много текста, так много сцен – я едва могу удержать в голове полную картину. Кое-что мне нравится; другое я безжалостно отбрасываю. Я потеряла ощущение времени.
Когда в двенадцатом часу ночи звонит телефон, он выбивает меня из этого сладкого транса.
Скарпачи только что приехал домой с работы.
– Я бы не стал звонить так поздно, – оправдывается он, – если бы ты не сказала, что редко ложишься раньше полуночи. Как тебе пишется?
– Очень.
– Отлично. Слушай, Тесс, я тут подумал насчет твоей маленькой стычки с Куртом. Вероятно, он считает, что раз ты знаешь о его подчиненной роли на сеансах, то не сможешь больше его уважать. Разве уважение в боевых единоборствах не строится в первую очередь на уважении ученика к сенсею?
Вероятно, Скарпачи прав. Однако мне от этого не легче: понимание, почему Курт меня прогнал, не делает для меня проще попытку его простить.
– Да забудь. Он не стоит твоих переживаний. – Скарпачи медлит. – Сегодня Джош принес мне портрет второго мужчины. По-моему, он уже не так психует. Я спросил его, зачем Шанталь поставила их «в одну упряжку». Джош полагает – это оттого, что они примерно одного роста и сложения. Он также сказал, что никогда не видел ее такой сосредоточенной, как в тот день.
Звонит Джерри. Приглашает на обед в модный ресторан «У Панисса».
– Хочу сразу внести ясность, – говорит он. – Я не пытаюсь тебя вернуть. Ты молодец, что решилась уйти. Я тогда пришел в бешенство и вел себя ужасно. Ты ушла, поскольку я тебя слишком подавлял. Я понимаю.
– Поправка: не «слишком подавлял», а «слишком давил».
– Принято. Со мной трудно, готов признать. Однако я посмотрел «Монолог» и понял, насколько ты талантлива. Все, что я наговорил тебе про получение стипендии, – непростительно. Я приглашаю тебя на обед в знак своих искренних извинений. Не хочу, чтобы ты меня презирала.
Мы назначаем встречу на пятницу. Джерри предлагает за мной заехать, но я предпочитаю встретиться уже в ресторане. А то будет напрашиваться в гости – и обидится, когда я откажу.
Мы с Лео Скарпачи обедаем в маленьком семейном сицилийском ресторанчике неподалеку от дома, где он живет. Скарпачи считает, что заниматься любовью лучше на его территории.
– Потому что… ну, если нас увидит Джош… ну, это нехорошо. Он все еще под подозрением. Хорошо знал Шанталь, наблюдал за ее сеансами, очень вовремя смотался из города. И потом, он мошенник. И сам признался, что часто врет.
Официантка приносит пасту; Скарпачи роется в телефоне и показывает мне картинку: Джош нарисовал второго «натурщика».
– Ой, а я знаю этого парня! – Скарпачи от удивления роняет вилку. – Это Карл Дрейпер. Несколько недель назад он приходил к Шанталь, звонил снизу по домофону. Мы с ним встретились, выпили кофе, потом пообедали. Он архитектор из Нью-Йорка. Сказал, что был ее постоянным клиентом. Приехал очередной раз в Окленд, обнаружил, что телефон не отвечает, а сайт заблокирован, и решил сходить к ней домой.
Рассказываю про нашу встречу и о том, как после обеда он напрашивался зайти.
– Заявил, что снова хочет повидать лофт, потому что пережил там сильные ощущения. «По старой памяти». Я тогда напряглась. Какая еще память? И, само собой, его не пустила.
– А ты не знаешь, как с ним связаться?
– Он давал мне свою визитную карточку, она где-то в лофте.
