Она помедлила.
– Остался последний элемент головоломки. Если ты не знаешь его, я совершенно спокойно могу убить тебя прямо сейчас!
– Но Вы не должны этого делать!
Грацелла смотрела на неё с безграничным презрением. Она положила Ту Самую Книгу на пюпитр и подняла руки. Больше нечего было обсуждать: было понятно, что она собирается сделать.
Мысли завертелись в голове Элизабет. Она пыталась привести их в порядок и как-то выкрутиться – когда Грацелла положила на пюпитру Ту Самую Книгу, Элизабет увидела свой единственный шанс.
– Я прочитала текст! – закричала она.
Грацелла опустила руки.
– Ты его расшифровала?
– Да!
Несмотря на панику и смятение, Элизабет сумела найти в себе крупинку глубинного спокойствия, над которым она работала всю последнюю неделю. Она мысленно оперлась на него и стала смотреть на Ту Самую Книгу.
– Да, я его расшифровала, – сказала она.
Хотя она уже чувствовала появление крошечных всплесков ощущения, которое она пыталась вызвать, ей всё равно требовалось время. Что угодно, чтобы протянуть время!
Грацелла заколебалась. Казалось, она обдумывает, насколько можно доверять Элизабет.
– Что ты узнала?
Она склонила голову набок и настороженно посмотрела на Элизабет.
– Это тайная надпись на портрете Нестора Фоллса.
Бег мыслей замедлился, она разрешила своему разуму сосредоточиться на Той Самой Книге, словно она собиралась её схватить.
Грацелла снова подняла руки, как для удара.
– Говори, – сказала она.
В голове Элизабет пульсировали строчки стихотворения:
Коль на второе повело,
Скажи: «Я выбираю зло».
Но скажешь, сохранив мечту:
«Я выбираю доброту».
Она смотрела на книгу, которая расплывалась, затуманивалась, смазывалась перед её глазами.
– Продолжай! – заорала Грацелла.
– Чтобы расшифровать его, нужен ключ, – сказала Элизабет.
Её зрение расфокусировалось, и она чувствовала, что её мысли успокаиваются.
– Я это всё знаю! – кричала Грацелла. – Я знаю всё…
Она замолчала, и внезапная тишина сбила Элизабет. Ощущение, уже готовое вырваться наружу, покинуло её, и она перевела глаза с Той Самой Книги на грубое лицо Грацеллы, которая разглядывала её с неожиданным интересом. Казалось, Грацелла вдруг поменяла свои планы.
– Ты не только Фоллс, – тихо сказала Грацелла. – В тебе есть сила, даже в таком юном возрасте. Я чувствую её.
Грацелла засмеялась.
– И ты что, хотела использовать её сейчас, против меня?
Она засмеялась громче.
Элизабет, пользуясь тем, что Грацелла отвлеклась, постаралась собраться. Она заставила свой ум сконцентрироваться на Той Самой Книге, на ощущении, на всём том, что было внутри неё.
– Я не знаю, о чём Вы, – рассеянно сказала она.
Смех Грацеллы стал оглушительным.
– Очень хорошо! – в голосе прозвучала издевка. – Очень, очень хорошо! И ещё ты любишь жульничать. Одобряю!
Она наклонилась вперёд.
– Может быть, тебе понравится пользоваться своей силой и помогать мне? – прошептала она. – Вообрази! Как замечательно это будет! Сила! И, может быть, ты права – возможно, я не должна тебя убивать. Вероятно, ты предпочитаешь присоединиться ко мне.
Ощущение было готово выйти наружу с невиданной ранее силой. Пока Элизабет слушала Грацеллу, в ней появилось нечто новое, и она это почувствовала: чёрная прожилка, что-то зазубренное и жутковатое на краях ощущения, когтями в него вцепившееся. Оно было злым – и манящим. Элизабет смотрела на Ту Самую Книгу, концентрируясь и слушая Грацеллу. Эхом отдавались её слова в голове Элизабет, и девочка была поражена новой идеей: то, что говорила Грацелла, было… соблазнительно.
Норбридж застонал, звук был мучительный и скрежещущий. Грацелла повернулась к нему. Элизабет немного отпустило, и дурные мысли исчезли. Её концентрация словно завязалась узлом, и её взгляд крепко впился в Ту Самую Книгу. Грацелла всё ещё смотрела в другую сторону. Та Самая Книга завибрировала, она вздрагивала, словно кастрюля с кипящим супом. Затем, будто сдёрнутая невидимой проволокой, она соскользнула с пюпитра и, нарисовав в воздухе дугу, приземлилась у ног Элизабет.
Грацелла не успела обернуться, как Элизабет подняла Ту Самую Книгу, прижала к себе, обхватив обеими руками, и закричала:
– Я ВЫБИРАЮ ДОБРОТУ!
Пурпурное сияние исчезло.
Элизабет замерла. Прошло несколько ужасных секунд, во время которых она чувствовала, что всё сделано неправильно, что она совершила ошибку и теперь всё потеряно полностью и навсегда.
Грацелла стояла неподвижно, её губы кривились, и глаза сверкали. Затем она посмотрела наверх и вздрогнула. На лице появилось напряжённое выражение; она наклонилась вперёд и прижала руку к груди; казалось, ей не хватает воздуха.
Норбридж зашевелился; он тихо застонал и начал вытягивать ноги.
Грацелла вытянула руку вперёд, чтобы не упасть. Теперь она выглядела совсем по-другому. Белизна её лица сменилась болезненным серым цветом. Аккуратное плетение в виде короны превратилось в дикие седые космы, торчащие во все стороны, и, казалось, она стала меньше. Она выглядела тоньше и слабее, словно внезапно с ней приключился приступ какой-то изнурительной болезни.
– Что происходит? – спросила Элизабет, скорее обращаясь к себе самой, а не к Грацелле.
– Элизабет, – сказал Норбридж. Он уже сумел сесть и теперь растирал своё плечо, чтобы восстановить кровообращение. Голос его был слабым.
– Элизабет, уйди от неё! Уйди немедленно!
Грацелла, которая по-прежнему одну руку прижимала к груди, а вторую протягивала вперёд, вдруг покачнулась. С глазами, полными страха, злобы и ненависти она попыталась выхватить Ту Самую Книгу из рук Элизабет, но случайно потеряла равновесие и упала на пол. Она начала бессмысленно размахивать руками, сначала по воздуху, а потом по своему собственному телу. Она бешено корчилась, разметав седые космы, разбрасывая полы чёрного жакета и подол платья. Элизабет сделала к ней два шага.
– Нет! – закричал Норбридж. Он уже стоял, пошатываясь. – Держись от неё подальше!
Грацелла ужасно изогнулась, взвыла как животное, попавшее в ловушку, которая вдруг захлопнулась, и замерла. Её грудь приподнялась в последнем вдохе, и больше она не двигалась.
Элизабет посмотрела на Норбриджа с выражением полного непонимания. Затем повернулась к той, что лежала на полу. С одной стороны, она опасалась, не встанет ли Грацелла и не схватит ли её; с другой – была совершенно уверена, что Грацелла больше никогда не будет шевелиться.
