Подняв голову, Хоксторн заглянул ей в глаза, не переставая поглаживать руки там, где кожа оставалась обнаженной, не прикрытая короткими рукавами платья и длинными перчатками. Странное дело, но, касаясь ее, он успокаивался. Эти прикосновения, с одной стороны, притупляли чувственный голод, давая возможность отсрочить неизбежный финал, а с другой – укрепляли желание дойти до этого самого финала.
– У вас руки холодные. Замерзли?
– Нет-нет! Мне совсем не холодно, наоборот…
Ее поспешный ответ сподвиг Солана на более смелые ласки.
Он нежно обхватил ладонями ее лицо, склонился к ней и, едва касаясь, скользнул губами по губам, кончиками пальцев лаская мочки ушей. Затем его губы пошли в путешествие по векам, носу, щекам… Не осталось и одного местечка на ее лице, к которому не прикоснулись бы его губы.
– Какая же ты сладкая! – прошептал Солан, едва сдерживая стон. – Мне так хотелось прикоснуться к тебе, поцеловать…
Все. Довольно. Больше ждать он не мог и накрыл ее губы своими. Изнемогая от желания, он целовал ее нежно, чутко прислушиваясь к откликам ее тела. И ему воздалось за терпение. С тихим вздохом Лоретта просунула руки под его сюртук, обняла за талию и крепко прижалась к нему всем телом. Пусть это происходило не в мягкой постели, им это ничуть не мешало.
Хоксторн был готов сделать все для того, чтобы их первое совместное путешествие к вершине страсти стало незабываемым для обоих, и в неравной борьбе с природой каким-то чудом удерживался от спешки, давая возможность привыкнуть к его губам, к рукам. Он хотел, чтобы она расслабилась и сполна насладилась теми ощущениями, что рождали в ней его прикосновения.
И когда она, осмелев, принялась робко водить ладонями по его спине и плечам, Хоксторн, оторвавшись от ее губ, заглянул ей в глаза и с улыбкой сказал:
– Не надо сдерживаться: пусть ваши руки делают то, что им хочется.
– Я очень боюсь совсем потерять контроль над собой, – стыдливо потупившись, призналась Лоретта.
Солан тихо рассмеялся, нежно поглаживая ее грудь обеими руками.
– Я думал, вы храбрее, моя красавица.
– Я не робкого десятка, но опасаюсь идти туда, где еще никогда не бывала.
– Вам ведь нравится покорять опасные вершины.
– Да, но не ценой жизни. Если шансов на победу нет, я не ввязываюсь в схватку.
Солан сжал ее в объятиях, крепко прижав к груди. Губы их встречались вновь и вновь, языки сплетались, дразня друг друга, и танец их то и дело прерывался страстными стонами и томными вздохами наслаждения. Он потерял счет времени: ему хотелось целоваться с ней вечно.
И чем дольше они целовались, тем острее было его желание, тем отчаяннее требовало тело поскорее закончить эту пытку и получить заслуженную награду. Но позывы тела входили в противоречие с желаниями сердца и голосом разума.
Хоксторн спустил рукава ее платья до локтей, затем обнажил грудь. Из последних сил сражаясь с искушением, он по-прежнему неторопливо провел ладонью по одной обнаженной округлости, затем – по другой, смакуя ощущения, что дарили прикосновения к сливочно-белой, шелковисто-нежной коже, прежде чем позволил себе сполна почувствовать приятную тяжесть в ладонях.
Лоретта шумно втянула воздух, но он тут же закрыл ей рот поцелуем. Она дрожала всем телом, а он целовал ее уже далеко не нежно: страстно, проникая все глубже; покрывал поцелуями шею и плечи, впивался в губы. Он оттягивал как мог то, о чем мечтал, едва увидев нежные холмики. И вот настал момент, когда сопротивляться искушению больше не было сил. Он втянул ее сосок и услышал тихий вздох удовлетворения, который дал ему знать, что она хочет того же, что и он, и так же сильно, как он.
Хок застонал, словно его пытают, что было недалеко от истины, когда она, запрокинув голову, обеими руками требовательно прижала его лицом к груди, ожидая поцелуев. Он был почти на вершине блаженства, и она, судя по судорожным движения рук, хриплому дыханию, еще ближе к заветному пику.
– Вам нравится? – прошептал Солан, перед тем как переключиться на другую грудь.
– Это… это восхитительно!
От ее слов обжигавшее его желание стало нестерпимым. Сам не ведая, что творит, он прижал ее к стене, и, когда она прогнулась ему навстречу, вжимаясь в его бедра, с губ его сорвался стон наслаждения.
Она тоже тяжело дышала и вздрагивала под его ласками. Мечтая об этом свидании, Солан не рассчитывал продвинуться так далеко, но обстоятельства складывались таким образом, что ничего изменить он уже не мог.
– Я знаю, что это не лучшее место и мое желание соблазнить тебя вот так не делает мне чести, но, видит бог, больше нет сил терпеть, – задыхаясь, прохрипел Хоксторн и вдруг, совершенно неожиданно, почувствовал, как все изменилось.
Лоретта уже не была с ним. Руки ее безвольно повисли, тело расслабилось, дыхание выровнялось. Похоже, его слова отрезвили ее, помогли ей вырваться из водоворота страсти и вернуть власть разуму. Но какие именно?
Она ведь желала его не меньше, чем он – ее.
Солан подождал немного, надеясь, что страсть вернется, но этого не произошло. И как бы ни трудно это было сделать, он поступил так, как желала она: отпустил ее ногу, разжал кулак, в котором держал подол поднятой до талии юбки, и на шаг отступил.
Грудь ее все еще часто вздымалась, когда она поправляла лиф и возвращала на место рукава платья, а его тело терзала непереносимая боль.
Судорожно сглотнув комок в горле, она спросила:
– Неужели в Лондоне мало дам, которые больше подходят для ваших утех?
Если бы она дала ему пощечину, это потрясло бы меньше, чем всего несколько слов, сказанных безжизненным тоном. Каждое из них попало точно в «яблочко».
– Более чем достаточно, – буркнул Хоксторн, добавив мысленно: «Но ни одной желанной».
– Значит, переживете, не получив желаемое от меня.
– Уж точно не умру!
Солан провел рукой по волосам и, мысленно облегчив душу отборной бранью, сказал:
– А теперь, когда с оскорблениями покончено, мы можем поговорить?
– Мне нечего добавить к уже сказанному.
– Ну что же, зато у меня есть. Я знаю: вы злитесь из-за того, что не справились со своей страстью и невольно выдали истинные чувства ко мне. О моем желании вы знали с нашей первой встречи, и оно ничуть не ослабело, где бы вы ни были. Так признайтесь же наконец себе, что и вы чувствуете то же самое.
– Было бы бесполезно отрицать это. Да, меня влечет к вам, вы это чувствовали.
– Тогда почему вы меня остановили?
– Вам это известно: я не могу идти на поводу у безрассудного чувства, которое к вам питаю.
– Вы о своей клятве? – с брезгливым презрением процедил Солан.
– Уже нет. В тот раз, когда мы целовались впервые, – да, и во второй, пожалуй, тоже, но сейчас – нет. Я говорила, что считаю целомудрие неотъемлемой частью своего обета, и подразумевала под этим не только невинность и чистоту, но и безбрачие. Пусть в церкви я не произнесла ни слова о целомудрии, но, когда поклялась не выходить замуж, никаких мыслей о чистоте и невинности у меня не было, так что совсем не это удерживает меня от… – Лоретта запнулась. – От продолжения.
