– Не знаю, что больнее: сам факт кражи после всего, что я для него сделала, или то, что он украл вещи, оставшиеся от мамы. Я ее почти не помню, поэтому мне так дорого все, что с ней связано.
– Я найду его и верну вам похищенное, – пообещал Хоксторн, крепче стискивая ее в объятиях.
Лоретта покачала головой и с грустной усмешкой заметила:
– Где его теперь найдешь?
– Это моя забота. И к поискам я приступлю уже сегодня, как только рассветет. Я рад, что вы решили обратиться ко мне, но не лучше ли было прислать записку? Вы очень рисковали, отправившись сюда одна, да еще ночью.
– Возможно, мои действия и были несколько скоропалительными…
– Несколько? – усмехнулся Хоксторн.
– Я надеялась, что вы меня поймете и не осудите, – прошептала она в ответ.
– И были совершенно правы, – без тени иронии сказал Солан. – Я знаю, сколько души вы в него вложили, как старались изменить его жизнь к лучшему. Если вам хочется плакать, не стесняйтесь, это нормально, да и у меня будет повод еще немного подержать вас в объятиях.
Будто ощутив прилив сил, Лоретта возразила:
– Нет, плакать из-за него я не хочу. Мне просто обидно и грустно, потому что не смогла ему помочь. И, знаете, у меня еще есть надежда, что он одумается и вернет то, что взял.
– И тогда вы его простите?
– У меня не будет выбора.
Услышав скрип колес приближающегося экипажа, Солан поспешно потянул Лоретту в тень, скинул с плеч плащ, закутал ее и, надев ей на голову капюшон, объяснил:
– Вас не должны тут видеть. Кто-нибудь знает, куда вы отправились? Может, горничная?
– Я вышла из дома, когда все уже спали, и капюшон не снимала. Меня видел лишь извозчик и ваш привратник. Или то был дворецкий? Он подумал, что я… В общем, впустить меня он отказался.
– Прайс не виноват, поскольку следовал моим указаниям: многие ждут от меня помощи, но далеко не всем я готов ее оказать. Вот ему и приходится проявлять твердость.
– Да, понимаю.
– Действительно, понимаете? – переспросил он почему-то вдруг осипшим голосом, глядя ей в глаза с какой-то особой пристальностью. – Понимаете, что теперь, когда вы сами пришли ко мне, я вас никуда не отпущу?
Лоретта напряженно замерла и, с трудом подбирая слова, сказала:
– Нет, мы уже все обсудили. Я не вольна распоряжаться своей судьбой, и вы об этом знаете. Наверное, мне не следовало приходить, но что сделано, того уже не исправить.
– Сегодня вечером во время разговора с друзьями меня вдруг осенило: я понял, что надо сделать.
– Вы говорили с сент-джеймсскими повесами обо мне… о нас? – в ужасе попятилась Лоретта. – Они что, знают…
– Да, – рассеянно подтвердил Хоксторн, словно и не слышал паники в ее голосе.
Вдруг глаза его вспыхнули, и, схватив за руку Лоретту, он потащил ее к воротам, пробормотав на ходу:
– Они меня надоумили, и теперь я знаю, что делать.
– Что вы делаете? Неужели до сих пор не поняли, что ни одна из ваших идей не заканчивается добром.
Хоксторн рассмеялся и, покачав головой, открыл перед ней ворота.
– Признаю, за нами водилось немало грехов – но все это осталось в прошлом. Я собирался нанести вам визит завтра, но, раз уж мы оба оказались в нужном месте именно сейчас, надо этим воспользоваться. Кстати, о нужном месте. Оно как раз за углом. Вот вам и решение вопроса.
– Какого вопроса?
– Потом объясню. Вы бегать умеете?
– Да, конечно, – совсем растерялась Лоретта, ничего не понимая.
– Хорошо. Придерживайте капюшон, чтобы не упал с головы.
– Куда вы меня тащите?
– Не тратьте силы на разговоры и старайтесь от меня не отставать. У нас мало времени: скоро здесь будет не протолкнуться, и тогда скандала не избежать.
И он куда-то потащил ее за собой: под моросящим холодным дождем, мимо домов с темными окнами, мимо тускло мерцавших уличных фонарей.
Глава 25
Джентльмен всегда должен знать, чего хочет леди, даже если она сама об этом не знает.
Сэр Винсент Тибальт Валентайн.
Руководство для истинного джентльмена
Лоретта храбро бежала в размокших атласных туфельках по лужам, не обращая внимания на грязь и холод, а Солан крепко держал ее за руку, не давая отстать. Свободной рукой она придерживала капюшон его тяжелого плаща, который к тому же был ей непомерно велик. Лоретта понятия не имела, куда они бегут, но это ее не смущало: она давно не получала такого удовольствия от движения – бежать было радостно и весело. А может, все дело в том, что бежала она не одна, а вместе с ним?
В конце улицы они свернули направо, пробежали еще немного вдоль невысокой кованой ограды и поднялись по истертым каменным ступеням на площадку перед внушительных размеров двухстворчатой дверью с большими железными кольцами вместо ручек. Хоксторн схватился за кольцо, потянул на себя, но тяжелая дверь не поддалась. Тогда он попытал счастья с другой створкой, но и та не двинулась с места.
– Проклятье! – выругался Солан и в сердцах саданул по двери кулаком. – Заперто!
– Где мы? – пытаясь отдышаться, спросила Лоретта.
– У церкви.
В церкви она не была с тех пор, как сбежала из-под венца, хотя до этого, как и всякая добропорядочная леди, ходила туда каждое воскресенье. Несмотря на то что Лоретта перестала посещать храм Божий не по своей воле, а по прихоти дяди, который запретил ей выезжать из Маммот-Хауса, сейчас, стоя под запертой дверью, чувствовала себя виноватой. Боялась ли она гнева Божия? Возможно, потому что меньше всего скучала по воскресным проповедям, решив для себя, что совсем не обязательно регулярно ходить в храм, чтобы жить в ладу с миром и собой.
– Почему мы здесь? – зябко поеживаясь, спросила Лоретта.
– Сейчас увидите. – Хоксторн внимательно осмотрел здание церкви, словно оценивая его размеры и свои возможности. – Не снимайте капюшон и никуда не уходите.
Он начал спускаться по ступеням, но Лоретта схватила его за руку и воскликнула:
– Не оставляйте меня здесь одну!
Солан накрыл ее ладонь своей и, глядя в глаза, пообещал:
– Доверьтесь мне, я скоро вернусь.
Но Лоретта еще крепче вцепилась в него и с дрожью в голосе спросила:
– Куда вы?
Она во всем любила ясность, а если не понимала, что происходит, страшно нервничала.
– Если на этой стороне окон нет, значит, есть на другой. Я разобью окно, заберусь внутрь, отопру засов и впущу вас.
– Солан! – сдавленным шепотом выдохнула Лоретта, теперь испугавшись не на шутку, но не за себя, а за него, за его бессмертную душу. – Вы этого не сделаете!
