В “спортивном” примере мы рассмотрели два возможных равновесия в игре демонстрации атлетической формы: палочный бой и охоту. Если все уже лупят друг друга дубинками, привлечь партнерш можно будет только метким попаданием по мужским головам: поступать иначе просто нет смысла. Это-то и делает палочный бой равновесием. Но если все охотятся, привлечь партнерш можно лишь успешной охотой. Охота, таким образом, тоже равновесие. Предпочтения потенциальных половых партнеров в пользу хороших охотников или бойцов обычно бывают генетически и культурно консервативными, и благодаря этому консерватизму поддерживается равновесие.
Бои на дубинках и охота одинаково рациональны с точки зрения отдельного участника, но охота – такое равновесие, при котором общий выигрыш выше. На примере аравийских болтунов мы убедились, что альтруистическое поведение – предупреждающие крики и склонность делиться едой – может быть равновесным состоянием в игре демонстрации приспособленности. Основная идея здесь такова: в играх, связанных с ухаживаниями, много возможных равновесий, и некоторые из них подразумевают альтруистическое поведение. Большинство – нет, поскольку способы траты энергии в демонстрациях приспособленности в основном не связаны с предоставлением благ другим особям. Павлиний хвост, демонстрируя приспособленность павлина, растрачивает энергию хозяина впустую: эта энергия не передается ни павам, ни другим павлинам. Но у избранных видов вроде аравийских болтунов и людей дорогие брачные демонстрации действительно приносят пользу другим особям.
Антрополог Джеймс Бун в своей статье 1998 года “Эволюция великодушия” (The Evolution of Magnanimity) описал, как выбор равновесия может благоприятствовать альтруистическим демонстрациям. Он предложил читателю вообразить две группы, разыгрывающие разные равновесия в игре демонстративного потребления:
Представьте, что в части групп элита самоутверждается, сваливая излишки своего годового урожая на рыночной площади и сжигая их на глазах у народа. В других группах элита демонстрирует статус, устраивая изысканные пиры и одаривая своих подданных. После нескольких поколений ожесточенного противостояния какой тип демонстративного поведения с большей вероятностью сохранится в популяции? Ожидаемо, что “пирующие” привлекут намного больше сторонников, чем “сжигатели”.
Победит “великодушное”, а не “расточительное” равновесие. Но все же такое противостояние групп не подпадает под классическое определение группового отбора, в котором отдельные особи несут убытки ради общего блага группы. В нашем случае каждый индивидуум поступает рационально и эгоистично, стараясь с помощью своих затратных демонстраций добиться высокого статуса и привлекательности для партнеров. Поддерживают равновесие не групповые, а индивидуальные сексуальные преимущества, и соревнование групп – это соревнование равновесий. Антропологи Роберт Бойд и Питер Ричерсон считали, что взаимосвязь выбора равновесия и группового отбора чрезвычайно важна не только в эволюции, но и в культурной истории человечества. Их идеи заложили новый фундамент для сравнительного анализа человеческих культур и социальных институтов, и мне бы очень хотелось поговорить о них подробнее, но, увы, объем книги ограничен.
Обобщая, можно сказать, что иногда эволюция благоприятствует установлению такого равновесия в игре ухаживания, при котором особи очень великодушны друг к другу. Это не значит, что эволюция тяготеет к истинному, бескорыстному альтруизму. Это значит лишь то, что скрытые преимущества великодушия – репродуктивные, не связанные с непотизмом или реципрокностью. В принципе эволюция может поддерживать очень высокие уровни альтруизма, если он вознаграждается получением высокого социального статуса и расширением репродуктивных возможностей. Без полового отбора щедрость по отношению к посторонним, не способным отплатить за помощь, вряд ли эволюционировала бы. А вот под действием полового отбора склонность к великодушию могла развиться легко, если бы служила показателем приспособленности. То, что доброта и великодушие кажутся нам особенно привлекательными в половых партнерах, говорит о том, что в игре ухаживания наши предки пришли к редкому, удивительному варианту равновесия.
Лидерство
Высокий статус у шимпанзе и горилл определяется не только физическим превосходством. Важно и умение предотвращать драки между другими членами стаи, выступать посредником в конфликтах, инициировать примирение, наказывать нарушителей. Франс де Вааль наблюдал, как шимпанзе по имени Йерун, питомец Арнемского зоопарка, в старости поддерживал свой высокий статус за счет морального лидерства. Йерун обладал достаточным социальным интеллектом, чтобы замечать конфликты, назревающие между членами группы, а его социальных навыков хватало, чтобы искусно вмешиваться и разряжать обстановку, поддерживая гармонию в группе. Он был замечательно беспристрастен, его дружеские и любовные связи никак не влияли на его миротворческую деятельность. Другие самцы могли одержать над Йеруном победу в схватке, но его статус оставался высоким за счет всеобщей поддержки и уважения.
Очевидно, шимпанзе преобразовали иерархию доминирования, издревле свойственную приматам, в систему статусов, основанных на моральном лидерстве. Долгое время люди воображали, что это исключительно их достижение, но это не так. И шимпанзе, и гориллы, и современные люди уважают умение поддерживать мир и предотвращать нарушения порядка, а это скорее всего означает, что так же делал и наш общий предок, живший пять миллионов лет назад. Статус, основанный на моральном лидерстве, – наследие высших приматов. То есть по крайней мере пять миллионов лет наши предки стремились зарабатывать высокий статус скорее моральным лидерством, чем физической силой.
Но что конкретно означает высокий статус? У приматов он подразумевает высокий репродуктивный успех, который, в свою очередь, основан на высокой сексуальной привлекательности. Статус – это не территория, которую можно захватить силой. Его должны предоставить другие члены группы, руководствуясь своим отношением: одобрением и осуждением, уважением и презрением. Статус – это статистическое обобщение социальных и сексуальных предпочтений членов группы. Если моральное лидерство помогало нашим предкам добиваться высокого статуса, значит, оно было социально и сексуально привлекательным. Получается, что ему благоприятствовал и социальный, и сексуальный выбор. Поскольку выбор полового партнера наделен гораздо большей эволюционной силой, чем выбор друзей, компаньонов для груминга и сотрапезников, можно сделать вывод: моральное лидерство как у шимпанзе, так и у людей сформировалось в результате полового отбора путем выбора партнера.
Лидерство в этом отношении мало отличается от охоты: лидер работает на благо всей группы, что выглядит как чистый альтруизм, если не задумываться о сексуальной привлекательности такого поведения. Половой отбор мог бы подхватить и моральное лидерство с противоположным вектором, но со временем этот эффект затух бы, поскольку напряженные, изможденные, полные раздоров группы склонны вымирать. Можно представить вид приматов, у самок которого в ходе убегания разовьется слабость к супервспыльчивым психопатам, чуть что лезущим в драку. Тогда со временем самцы, послушные половому отбору, превратятся в неистовых отморозков. Но те группы, в которых установилось “психопатическое” равновесие, вымрут, не выдержав конкуренции с эффективными, мирными группами, где царит равновесие “доброго лидерства”. Как и случай “охота vs палочный бой”, это пример выбора равновесия – но не пример работы уже дискредитированного группового отбора, предполагающего индивидуальные жертвы во имя интересов группы. Сексуальные преимущества, которые дает моральное лидерство, означают, что лидеры извлекают личную выгоду из полезного для группы поведения.
