Публичная речь как скрытое ухаживание
Словесные ухаживания можно рассматривать либо в узком смысле – как флирт один на один, либо в широком – как все, что мы говорим публично и что может повысить наш социальный статус или личную привлекательность в глазах потенциальных партнеров. В сексуальный флирт на ранних этапах ухаживания вовлекается лишь незначительная доля используемого языка, но именно она оказывает мощнейшее эволюционное влияние. В это время принимаются ключевые для размножения решения: люди оценивают высказывания собеседника и на основании этого решают, подходит он на роль полового партнера или нет. Но все же, если бы язык развивался исключительно ради приватного флирта, мы разговаривали бы гораздо меньше. Зачем нам вообще эти странные акты альтруизма – раздавать информацию даже тогда, когда мы не ухаживаем за кем-то конкретным?
Концепция словесных ухаживаний в широком смысле объясняет, почему в компании мы наперебой стараемся высказать интересные, уместные замечания. Выбор партнера пронизывает социальную жизнь человека: обычно все, что способствует повышению социального статуса, улучшает и брачные перспективы. Если мужчина приобретает репутацию проницательного мыслителя, регулярно помогает группе принимать разумные решения и разруливать конфликты, его социальный статус и сексуальная привлекательность повышаются. Женщина, заработав репутацию остроумного человека и изобретательной рассказчицы, тоже повышает свой статус и привлекательность. Публичные речи и дебаты позволяют нам рекламировать свои знания, ясность ума, тактичность, рассудительность, опыт, моральные качества, воображение и уверенность в себе. В условиях плейстоцена демонстрация этих черт должна была быть выгодной с точки зрения репродукции на протяжении всей взрослой жизни и практически в любой социальной ситуации. Язык выставляет разум на всеобщее обозрение, где его может “видеть” выбор партнера – впервые в эволюционной истории.
Форма и содержание
Если язык развивался как брачная демонстрация, не стоит ли нам упорно тренироваться без запинки чеканить самые сложные скороговорки? Не должны ли мы в деле обольщения придерживаться стиля Сирано де Бержерака, который продемонстрировал свою физическую и интеллектуальную приспособленность красавице Роксане, экспромтом сочинив балладу александрийским стихом? Эту балладу, включавшую три восьмистрочных строфы и один катрен, Сирано озвучил во время поединка со своим соперником виконтом де Вальвером, да так ловко, что ее последние слова пришлись как раз на момент гибели виконта. Сейчас это тоже было бы весьма впечатляюще! Но не этого требует половой отбор.
То, что мы говорим, обычно важнее того, как мы говорим. Формальная структура языка развивалась главным образом как средство передачи тех идей и чувств, которые эффективнее других привлекают половых партнеров, открывая им наш характер и образ мыслей. Половой отбор сильнее влияет на содержание языка, чем на его форму. Можно даже сказать, что форма эволюционировала лишь как средство обслуживания корректируемого половым отбором содержания, а не как самостоятельная брачная демонстрация вроде пения птиц. Многие из нас предпочитают партнеров, кратко излагающих глубокие мысли, партнерам, которые много говорят, но мало думают. Половому отбору нет смысла поддерживать поверхностного болтуна вместо дзен-мастера, за день произносящего единственное, но поучительное и запоминающееся семнадцатисложное хайку. Если бы половой отбор действительно благоволил любителям поговорить, мы бы все напоминали людей с синдромом Вильямса, склонных выдавать плавные, грамматически выверенные и лексически насыщенные потоки банальностей.
Тем не менее некоторые аспекты нашей речи имеют признаки брачных украшений: например, интонация и тембр голоса, объем словарного запаса, сложность грамматических конструкций, привычные приемы рассказывания историй. К примеру, у взрослых мужчин более низкие голоса, чем у детей или женщин, что может отражать предпочтения последних: по-видимому, для женщин низкий голос служит показателем крупного тела. (Чтобы эта характеристика служила индикатором приспособленности, корреляция высоты голоса с размером тела не обязательно должна быть стопроцентной.) Самки лягушек отдают предпочтение самцам с более низкими призывными кличами, а женщины обычно находят глубокий низкий голос Айзека Хейза
[76] более сексуально привлекательным, чем голоса мальчиков из Венского хора. Сексуальная харизма голоса Хейза исходит даже от озвученного им школьного повара Шефа из мультсериала “Южный парк”. Работа Шефа низкостатусна, но его сексуальная привлекательность на высоте, судя по его фразам вроде “Черт возьми, женщина, мы только пять минут назад любовью занимались!”. С другой стороны, низкий тон голоса мог эволюционировать под давлением мужской конкуренции как демонстрация угрозы. Такую устрашающую демонстрацию исполняет, например, Дарт Вейдер в “Звездных войнах” голосом актера Джеймса Эрла Джонса.
Кроме подобных примеров, не так уж и много свидетельств действия полового отбора или межполовых различий в деталях формы языка. Лингвисты заметно продвинулись в анализе этих деталей, опираясь на предположение, что язык развивался как кооперативная система передачи информации. Акустику речи и слуха отлично объясняют модели оптимальной передачи информации, согласно которым говорящие и слушающие стараются минимизировать затраты на общение. Говорящие произносят слова достаточно четко, чтобы их можно было понять, но не настолько четко, чтобы уставали челюсти и языки. Слушатели прилагают довольно много усилий, чтобы понять устную речь, но не настолько много, чтобы их слуховая кора разрослась до невероятных размеров. Более того, кооперативная модель помогла лингвистам в изучении грамматики (синтаксиса), структуры слов (морфологии) и их значений (семантики). Благодаря этим аспектам и создается впечатление, что язык предназначен для эффективной передачи информации.
Но кооперативная модель могла бы неплохо объяснить и многие детали брачных демонстраций павлинов. Предположив, что ухаживания павлинов формировались ради эффективной кооперативной передачи паттернов иридесценции павам, можно успешно описать большую часть особенностей анатомии хвоста павлина и физиологии зрительной системы павы. Хвост самца прекрасно приспособлен для демонстрации иридесценции, а глаза самки – для ее восприятия. Ее глаза могут быть оптимально устроены для улавливания волн той длины, которую отражает оперение самца, – подобно тому, как наши уши настроены на спектр звуков человеческой речи. Движения павлиньего хвоста могут быть оптимальными для максимизации передачи иридесценции в глаза павы при самых разных условиях освещенности. И так далее. На уровне передачи и получения сигналов брачный ритуал павлинов может выглядеть как система кооперации.
Анализируя детали производства и восприятия сигналов, отличить кооперативную коммуникацию от брачных демонстраций, как правило, нельзя. Различия проявляются на уровне стоимости сигналов, их содержания, отношения получателя к этим сигналам и общего контекста взаимодействия – словом, на уровне тех аспектов языка, которые обычно выпадают из поля зрения лингвистов. Брачные демонстрации обычно затратны и сложны для исполнения, поскольку стремятся учитывать все, что отражается на их эффективности. На первый взгляд человеческий язык – очень простая и дешевая форма передачи сигналов. Если у вашего вида есть язык и вы его знаете, если вы крепкий и здоровый и вам есть что сказать, то почему бы и не высказаться, когда на вас обратил внимание потенциальный партнер? Кажется, для этого не нужно много времени, энергии и усилий. Но здесь есть трудный момент: выдать надо не что попало, а что-то интересное. Эффективные словесные ухаживания – сложная задача не потому, что дорого обходятся движения языка и нижней челюсти, а потому, что дорого обдумывание слов, способных впечатлить собеседника. Насколько сильно придется постараться, зависит от разборчивости слушателя: умным нужны интеллектуальные высказывания – вот их-то генерировать совсем не просто.
