Чувство юмора – важный критерий в выборе партнера. Одно из самых впечатляющих и загадочных открытий в области эволюционной психологии – та ценность, которую люди по всему миру придают хорошему чувству юмора. Действительно, это одна из немногих человеческих черт, важных настолько, что в объявлениях о знакомстве для нее используют специальную аббревиатуру (ЧЮ). Возможно, мы наконец поймем, почему ЧЮ так часто указывают в качестве требования к потенциальному партнеру и используют для саморекламы. В умении смешить проявляется креативность. Юмор играет на нашей ярко выраженной неофилии: он спасает нас от скуки, к которой мы так склонны. Креативность – надежный индикатор интеллекта, энергии, молодости и протеизма. А юмор просто привлекателен, и в этом причина его появления в ходе эволюции.
В своей книге 1964 года “Акт творчества” (The Act of Creation) Артур Кёстлер тщетно пытался вычислить сурвивалистскую пользу креативности, остроумия, чувства юмора и смеха. Вот что он писал:
Какую пользу для выживания несет непроизвольное одновременное сокращение пятнадцати лицевых мышц, сопряженное с испусканием определенных, зачастую не поддающихся контролю шумов? Смех – это рефлекс, но он уникален тем, что лишен явной биологической функции; пожалуй, можно назвать его рефлекторным излишеством. Единственная его польза в том, что он дает временный отдых от гнета утилитарных нужд. Когда смех появился в эволюции, в скучную Вселенную, управляемую законами термодинамики и выживания наиболее приспособленных, видимо, пробрался элемент легкомыслия.
Попытки найти пользу для выживания у сексуально привлекательного биологического “излишества” – самая типичная ошибка теоретических рассуждений XX века на тему человеческой эволюции. Моя книга уже неоднократно прославляла этот “элемент легкомыслия”, который половой отбор привносит в наш мир. Юмор, этот соблазняющий остряк, – одно из самых восхитительных его творений.
Где связи могут возникать и распадаться вмиг?
Наши творческие способности все еще трудно поддаются пониманию на психологическом уровне, хотя уже появилось нескольких разумных гипотез их происхождения. Захваченный творческим потоком, наш ум будто переходит из “твердого” состояния в “жидкое”. Лучше всего этот процесс описал Уильям Джеймс в статье 1880 года для журнала The Atlantic Monthly:
Вместо мыслей о конкретных вещах, терпеливо следующих друг за другом по избитому пути привычных ассоциаций, наш разум совершает самые неожиданные и резкие переходы от одной идеи к другой. В нашем разуме рождаются сложнейшие обобщения и точнейшие разграничения, самые неслыханные комбинации элементов, самые тонкие ассоциации; одним словом, мы будто бы попадаем в кипящий котел идей, где все шипит и бурлит с ошеломительной силой, где связи между чем угодно могут возникать и распадаться в один миг, где нет ничего похожего на однообразный конвейер и где неожиданность кажется единственным законом.
Одним из лучших друзей Уильяма Джеймса был философ Чарльз Сандерс Пирс. Он считал себя глашатаем неопределенности, случайности и хаоса. Пирс терпеть не мог тех, кто в человеческом разуме видел детерминированную систему, неуклонно катящуюся по рельсам наследственности и среды. По его мнению, ум – вместилище чистого хаоса: происходящее в нем тяжело описать и невозможно предсказать. Тем не менее Пирс, как и Джеймс, симпатизировал дарвинизму и разделял идею, что разум – естественный плод эволюции.
Быть может, однажды наука о креативности вернет себе изощренность, которую привнесли в нее в 1880-х гарвардские ученые, не видевшие противоречия между дарвиновской теорией эволюции разума и индетерминистским взглядом на ментальные процессы. Их бы позабавили наши сегодняшние споры о генетическом детерминизме. Джеймс и Пирс понимали, что непредсказуемое поведение осуществляется за счет врожденных способностей нашего мозга – и не случайно, а по “задумке” эволюции. Эта глава была чем-то вроде примечания к теме жизнерадостного индетерминизма Пирса. Мы убедились, что во многих играх эффективны смешанные стратегии, а во многих эволюционных ситуациях – непредсказуемое поведение. Возможно, человеческая креативность – это верхняя точка длинного пути усложнения мозговых механизмов, обеспечивающих все более и более непредсказуемое поведение. Из-за такой склонности нашего мозга к хаотичности психология в качестве предсказательной науки не выдерживает никакой критики, но именно благодаря этой склонности жизнь заслуживает того, чтобы проводить ее вне стен лаборатории.
Эволюция человека как романтическая комедия
Мне кажется, нечто важное о человеческой креативности сообщает тот факт, что романтические комедии намного популярнее документальных фильмов о жизни великих изобретателей. Это связано не только с тем, что герои романтических комедий – это привлекательные люди, которые добиваются успеха у своих избранников, пользуясь их неофилией. Мы любим этот жанр еще и потому, что романтические комедии – часть наших собственных ухаживаний. Мы можем (опосредованно) платить голливудским сценаристам, чтобы те заставляли наших возлюбленных смеяться. Но у наших предков такой возможности не было, да и сейчас ее недостаточно. Если мы нагоним тоску в беседе после фильма, объект наших ухаживаний, скорее всего, сообщит, что вечер был чудесным, и предложит остаться друзьями. Любовь нельзя купить. Но ее можно пробудить – отчасти с помощью юмора, главной арены для демонстрации своей креативности.
Теории человеческой эволюции – это не только научные гипотезы, но и сценарии. Выдвинуть хорошую новую гипотезу может помочь сценарий такого жанра, который раньше никто не использовал. Традиционные эволюционные сценарии – это в основном приключенческие боевики, военные драмы и политические триллеры. Наверное, в вашем воображении уже возник Мэл Гибсон со стальным взглядом, лоснящимися грудными мышцами и набедренной повязкой из звериной шкуры, вместе со своими крепкими соплеменниками сражающийся за независимость от неандертальских угнетателей? Или, может, Сигурни Уивер, которая рубит в темных пещерах плейстоценовых монстров, пытаясь защитить детей, пока ее незадачливые товарищи мужского пола валяются поблизости с выпущенными кишками?
Я за другой жанр – романтическую комедию. Если рассматривать человеческую эволюцию как нарратив, то именно этот жанр меньше всего способен ввести нас в заблуждение. Почему именно романтическая комедия? Все просто: герои боевиков и фильмов о войне или политике занимаются главным образом тем, что умирают один за другим, герои же романтических комедий иногда делают детей. Эволюция – это эпос о жизни многих поколений, жизни, которая продолжается благодаря тому, что некоторые герои влюбляются и заводят детей. Хоть приключенческие боевики и лучше соответствуют аристотелевской идее драматического единства пространства и времени, но нам, возможно, стоит уделить больше внимания дарвиновской идее о непрерывной цепи предшественников, давших начало человеческому роду. Эволюцию человека можно представить как версию “Воспитания крошки” длиной в миллион лет, в которой наши предки, подобно Кэтрин Хепберн и Кэри Гранту, попадают в нелепые ситуации, остроумно шутят, переживают забавные приключения с дикими животными – и влюбляются друг в друга. Может, эволюция и бессердечна, но не лишена чувства юмора.
