Может, это и не так, но кажется, что именно романтическая психодрама помогла бы понять, как происходил выбор партнера в нашей эволюции. И это не пустая надежда. В некотором смысле нам даже проще понять половой отбор, чем выживание наиболее приспособленных. Проблемы половой жизни, стоявшие перед нашими предками, создавались другими представителями их собственного вида. Как, собственно, и в наше время. Если наши мысли и чувства по поводу взаимоотношений полов не слишком сильно отличаются от таковых у наших предков, то и наши проблемы в этой сфере не должны сильно отличаться от доисторических. Мы увлекаемся, влюбляемся, чувствуем восторг, ревность, боль от разбитого сердца; с некоторыми партнерами мы умираем от скуки, ну а если повезет – испытываем дружескую привязанность к партнеру, с которым растим детей. Нас привлекают красивые лица и тела, но также и хорошее чувство юмора, доброта, острый ум и высокий социальный статус. Если подобные сексуальные вкусы – часть постепенно формировавшейся человеческой сущности, то предпочтения наших предков наверняка были до определенной меры сходными. Не стоит проецировать современные социальные конструкты на доисторические времена, но, наверное, допустимо приписывать нашим предкам сегодняшние эмоции.
И наоборот, современным людям труднее оценить проблемы выживания, которые могли бы направлять наши умственные адаптации. В развитых странах люди разъезжают на автомобилях, живут в одних и тех же домах годами, используют деньги, чтобы покупать еду, много работают по разным узким специальностям и отправляются в больницу, если серьезно заболевают. Нашим предкам приходилось куда бы то ни было добираться пешком, жить в импровизированных убежищах, меняя их десятки раз в год, почти ничем не заниматься, кроме собирательства, и самопроизвольно выздоравливать либо умирать в случае болезни. Экономика выживания с тех пор кардинально поменялась, а вот романтические вызовы спаривания остались теми же.
Плейстоцен и голоцен
Почему специалистов по эволюционной психологии так занимает плейстоцен? Эта геологическая эпоха исключительно важна, поскольку именно тогда возникли все признаки, отличающие человека от прочих видов. В начале плейстоцена, примерно 1,6 миллиона лет назад, наши предки все еще были обезьянами с относительно небольшим мозгом, передвигались на двух ногах и делали всего несколько видов грубых каменных орудий. Почти наверняка у них еще не было языка, музыки, культуры создания изображений и развитого творческого интеллекта. В конце плейстоцена, всего 10 тысяч лет назад, наши предки уже представляли собой людей современного типа, неотличимых от нас по внешнему виду, строению мозга и психологическим характеристикам. Все эволюционные процессы, сформировавшие человеческую сущность, протекали именно в плейстоцене.
На смену плейстоцену пришел голоцен, в котором мы живем последние 10 тысяч лет и в который входит весь период письменной истории. В голоцене люди расселились по всей планете, освоили сельское хозяйство, изобрели деньги и начали формировать цивилизации. Кроме того, их численность выросла с нескольких миллионов до нескольких миллиардов. Голоцен – ключевой период в истории, но в плане эволюции он не слишком важен. Десять тысяч лет – это всего лишь 400 поколений людей; вероятно, за такой срок не успело бы развиться много новых психологических адаптаций. Но убегающему половому отбору этого вполне хватило, чтобы слегка развести популяции по форме тела, чертам лица и психологическим характеристикам. Тем не менее в этой книге мы не будем останавливаться на таких мелочах, как межпопуляционные различия. Нам интереснее всего умственные способности, присущие всем людям, но недоступные даже ближайшим нашим родственникам из ныне живущих.
В голоцене существенно изменились паттерны полового поведения и размножения людей. В эту эпоху возникли иерархические общества, традиции передачи имущества по наследству и заключения брака по договоренности; появились патриархат, феминизм, деньги, проституция, моногамные браки, гаремы, знакомства по объявлению, телефонные беседы, контрацепция и аборты. Все это отличает современные стратегии ухаживания от принятых в плейстоцене. Но ведь именно ритуалы эпохи плейстоцена направляли половой отбор на том этапе эволюции человека, и наше поведение в голоцене все еще отражает плейстоценовое наследие.
Жизнь в плейстоцене
Знание того, что особенности человеческого разума выработались именно в плейстоцене, значительно упрощает задачи эволюционной психологии. Этот факт означает, что основные умственные способности нашего вида сформировала именно африканская среда, так как все наши дочеловеческие предки жили в Африке, а люди начали расселяться за пределы этого материка только в конце плейстоцена. Наши предки жили к югу от Сахары, где саванна перемежалась зарослями кустарника и лесами. Вместо пещер и джунглей представьте себе огромные плоские равнины Африки с их баобабами и акациями, сухим и влажным сезонами, жаркими днями и холодными ночами, стадами копытных и немногочисленными тощими хищниками, палящим солнцем и миллионами копошащихся насекомых.
Довольно связная картина жизни в плейстоцене сложилась благодаря данным антропологии, археологии, палеонтологии, приматологии и эволюционной психологии. Как и другие социальные приматы, наши предки-гоминиды жили небольшими мобильными группами. Самки с потомством перемещались в места изобилия растительной пищи и формировали коалиции для взаимной защиты от хищников. А самцы перемещались туда, где самки. В пределах одной группы многие приходились друг другу кровными родственниками. Состав таких групп мог меняться от сезона к сезону или даже день ото дня в зависимости от доступности пищи и воды.
Каждый наш предок, скорее всего, лично знал около сотни других особей. На протяжении жизни он контактировал с несколькими сотнями или даже тысячами представителей одной местной популяции. Почти все половые партнеры происходили из этой крупной племенной группы, которую после формирования языка, скорее всего, можно было идентифицировать по общему диалекту.
Днем женщины собирали фрукты, овощи, клубни, ягоды и орехи, чтобы прокормить себя и своих детей. Мужчины в это время пускали пыль в глаза попытками поохотиться. Чаще всего они терпели неудачу и возвращались домой с пустыми руками, чтобы выпросить пару клубней ямса у более прагматичного пола. Нашим предкам требовалось, вероятно, не более 20–30 часов в неделю, чтобы обеспечить себе пропитание. Им не давали выходных или оплачиваемых отпусков, но наверняка у них было гораздо больше свободного времени, чем у нас.
Нашим предкам постоянно угрожали хищники, паразиты и микробы, но все эти опасности были для них привычными – так же как для нас привычно переходить через дорогу. Природа не представлялась им жутким кровожадным чудовищем. Обычно она была очень скучна. Хищники предсказуемо убивали самых молодых, самых больных, самых старых и самых глупых. Болезни предсказуемо одолевали из-за общей слабости организма, вызванной голодом или ранением. Наши предки не проводили дни в тревогах по поводу проблем выживания. Они были в числе планетарных лидеров по продолжительности жизни, то есть повседневный риск гибели для них был ничтожным. Как и большинство прочих человекообразных обезьян, они, вероятно, проводили дни в заботах о своей социальной и половой жизни.
