Споры о роли отцов в эволюции человека продолжаются. У мужчин можно обнаружить следы отбора в пользу хороших отцов, готовых прийти на помощь, однако наши родительские инстинкты изучены не до конца. Современные отцы демонстрируют сильную эмоциональную привязанность к своим детям, и это их качество, вероятнее всего, возникло в ходе эволюции нашего вида. Некоторые отцы уделяют уходу за детьми до 20 % времени, затрачиваемого на то же самое матерями. Недавние опросы показали, что мужчины-японцы тратят на игры со своими детьми почти семь минут в день. По сравнению с самцами других млекопитающих это относительно много. Однако для лучшего понимания эволюции отцов надо рассмотреть подробнее, как ухаживания могли перекрываться с родительской заботой.
Совмещаем ухаживания с родительством
До появления средств контрацепции наши предки женского пола обзаводились первым ребенком к 20 годам, в течение нескольких лет после достижения половой зрелости. (В доисторические времена девочки становились половозрелыми, скорее всего, на несколько лет позже, чем в современном мире, так как нынешний рацион, богатый жирами, искусственно ускоряет половое созревание и повышает фертильность подростков.) До законодательного закрепления моногамных браков люди, вероятно, успевали сменить нескольких относительно долгосрочных половых партнеров, прежде чем угасала их репродуктивная функция. Учитывая эти обстоятельства, мы придем к выводу, что на протяжении большей части человеческой эволюции ухаживания осуществляли взрослые, уже имевшие детей от прежних отношений. Без нянек, яслей и школ эти дети должны были постоянно крутиться под ногами у матерей. (В дикой природе ни одна самка примата после расставания не оставит детей на попечении отца.) Получается, в те времена женщин практически нельзя было встретить без детей. В современном западном обществе люди уже забыли, каково это – совмещать уход за детьми и ухаживания: теперь заводят детей позже, в гораздо меньшем количестве и не пускают их во взрослую социальную жизнь.
Самки гоминид должны были распределять время и силы между брачными ритуалами и заботой о детях. Некоторые брачные демонстрации могли формироваться из обычных материнских обязанностей, если те достоверно отражали приспособленность или помогали развлекать мужчин. Если нашим прародительницам нужно было рассказывать истории, чтобы развлекать ребенка, и если их потенциальные партнеры находились рядом, то женщины могли делать истории интересными и для ребенка, и для взрослого. Если им нужно было кормить своих детей и заодно привлечь мужчину, они могли добывать особенно вкусную пищу. Мужчинам редко выпадало счастье найти партнершу без детей, которая только и делала бы, что резвилась да ласкалась. Поэтому важным критерием при выборе женщины было не наличие у нее детей, а то, какая она мама – веселая или измученная заботами, красивая или отталкивающая, умная или скучная. Конкуренция за партнеров между женщинами была в основном конкуренцией между матерями.
Более того, матерей, вероятно, заботило и мнение детей относительно нового партнера, поэтому выбор женщины должен был быть переплетен с выбором ее детей. Дети, ненавидящие нового приятеля матери, могли не оставить ему ни единого шанса на сохранение хороших отношений с ней. У матерей были весомые причины прислушиваться к тому, что нравится и не нравится ее детям, так как они были носителями ее генов. Дети были наивысшей ценностью для любой матери. Один здоровый отпрыск на руках был лучше двух любовников в кустах. Это ставило самцов гоминид в странное положение: они должны были адресовывать свои ухаживания не только самкам, но и их детям. И это влекло за собой неожиданное последствие. Если оценочные суждения детей влияли на выбор партнера самками, то они влияли и на половой отбор, а значит, предпочтения детей опосредованно направляли эволюцию взрослых мужчин.
Итак, что же эти дети гоминид сотворили с нами? Они не сделали мужчин такими же хорошими родителями, какими в среднем были самки млекопитающих, зато они сделали их лучшими отцами в сравнении с самцами почти всех других видов приматов. Мужчины приносят детям пищу, делают им игрушки, обучают их разным вещам и играют с ними. Тот факт, что они стремятся обращаться подобным образом даже с приемными детьми, можно рассматривать как побочный эффект адаптации представителей мужского пола к заботе об их родном потомстве. Однако и в плейстоцене отцовская поддержка и защита приемных детей, вероятно, была обычна. Если пары распадались после нескольких лет совместной жизни, вероятность того, что мужчина играет с чужим, а не своим ребенком, была высока. Многие эволюционные психологи отмечали, что формы поведения, которые очень напоминают родительские усилия, могли развиться в ходе полового отбора как элементы ухаживания за потенциальным половым партнером: мужчины соблазняли женщин, ублажая их детей.
Из этого, однако, не следует, что приемные отцы всегда милы и добродушны. Эволюционные психологи Мартин Дэйли и Марго Уилсон выяснили, что в любой культуре вероятность того, что мужчина будет бить или даже убьет приемного ребенка, почти в 100 раз превышает вероятность такого обращения с родным ребенком. Эволюционные причины этого очевидны. Когда самцы львов и лангуров образуют пару с новой самкой, они обычно пытаются уничтожить всех ее отпрысков от прежних партнеров: они несут чужие гены, и, избавившись от них, самец освобождает самку для себя, для зачатия потомства с его собственными генами. Риск мужского инфантицида – большая проблема для самок многих видов приматов. Однако современным женщинам об этом можно не сильно беспокоиться. Я хочу подчеркнуть, насколько добры приемные отцы у людей по сравнению с другими приматами. Мы не только не стремимся убивать приемных детей, подобно львам, но иногда даже неплохо о них заботимся. Удивительно, но родительские инстинкты мужчин вполне могли развиться в результате полового отбора как инструмент ублажения детей потенциальных партнерш. Разумеется, когда уже рожденные дети партнерши оказываются нашими – что довольно типично для долгосрочных отношений, – появляются дополнительные стимулы быть хорошим отцом.
В каких условиях работает половой отбор
Образование пар у наших предков было сложным и гибким стратегическим процессом. Когда мы говорим о “стратегии выбора партнера”, мы имеем в виду обобщенную стратегию брачного поведения многих особей. Однако половым отбором движет не общая картина, а индивидуальный выбор партнера. Когда мы сводим брачные стратегии наших предков к “умеренной полигамии” или “серийной моногамии”, мы просто хотим обозначить основные факторы давления полового отбора.
Чтобы выбор партнера имел эволюционный эффект, разные особи, исходя из уровня их сексуальной привлекательности, должны производить разное количество жизнеспособных потомков. Как так получалось, что именно самые привлекательные гоминиды оставляли больше потомства? Конечно, если сфокусироваться на таком аспекте брачного поведения наших предков, как полигиния, на этот вопрос ответить легко. В условиях полигинии более привлекательные самцы попросту оплодотворяют больше самок, чем менее привлекательные. Новое поколение тогда наследует много генов от более привлекательных самцов и ни одного – от менее привлекательных. Полигиния создает условия для убегающего полового отбора, ведь его основная движущая сила – различия в репродуктивном успехе самцов. Полигиния помогает объяснить и межполовые различия. Высокая вариабельность репродуктивного успеха среди самцов объясняет, почему мужчины так стремятся самовыражаться, занимать доминирующие позиции в культуре и политике и демонстрировать свои индикаторы приспособленности любой женщине, которая только согласится на это обратить внимание. При характерной для наших предков выраженности полигинии наши праотцы должны были испытывать давление полового отбора в сторону формирования более демонстративного, чем у самок, поведения.
