Но как раз в пределах одного вида половой отбор способствует расхождению популяций. У людей эффект убегания может возникать в разных популяциях (этносах, расах) и направлять их эволюционное развитие разными путями, меняя черты лица и детали строения тела. Если расовые особенности внешнего вида нельзя с уверенностью списать на климат и экологические условия, значит, они, скорее всего, появились в ходе полового отбора. Популяции людей заметно различаются по цвету кожи и глаз, длине волос, размеру груди и пениса, чертам лица. Дарвин считал, что такая высокая вариабельность доказывает недавнее и быстрое расхождение по этим признакам в результате полового отбора. Но это все же преувеличение. Различия между людьми, живущими на разных широтах, образовались, скорее, стараниями отбора естественного. Именно благодаря ему у тех человеческих популяций, которые переселились из экваториальных областей в зоны с более холодным климатом, кожа стала светлее, нос крупнее, а тело – приземистее и толще. Но множество более тонких различий между популяциями нельзя объяснить только широтой и климатом. Особенности глаз, волос, лица, груди, ягодиц и пениса гораздо больше похожи на следствия выбора партнеров, ориентированного в разных популяциях на разные черты.
Выбор партнера часто превращает признаки в индикаторы приспособленности. Это означает, что он формирует признаки, вариабельность по которым внутри одной популяции будет высокой. Если самцы при выборе подруги обращают пристальное внимание на ягодицы, считая их надежным показателем фертильности, здоровья и молодости, то вряд ли у всех самок в популяции будут одинаковые ягодицы: в этом случае признак был бы бесполезен в качестве индикатора. Эволюционные психологи замечают, что многие аспекты строения человеческого тела предназначены для того, чтобы демонстрировать всего один аспект приспособленности – стабильность развития. Под этим понятием подразумевается способность индивида развить полноценный признак, несмотря на свой мутационный груз и вызовы среды (плохое питание, паразиты, травмы), с которыми он может столкнуться в утробе матери или после рождения. Для тех частей тела, которые в норме развиваются симметричными (например, лицо и грудь), уровень симметрии может служить надежным показателем стабильности развития – главного компонента приспособленности. (Оценка симметрии – это лишь один из способов измерения стабильности развития. Еще, например, можно оценивать сходство однояйцевых близнецов, которые вырастают из идентичных генов.) Симметрия тела имеет большое биологическое значение, поскольку это такой индикатор приспособленности, который могут легко измерить биологи и оценить животные, выбирающие партнера. Симметричность брачных украшений – важная детерминанта сексуальной привлекательности у многих видов, включая наш собственный. Многие украшения наших тел – не только лицо и бюст – могли развиваться отчасти как индикаторы симметрии.
Мы можем использовать эти критерии, чтобы определять, какие черты наших тел могли сформироваться благодаря выбору половых партнеров самками, самцами или всеми сразу. Чем больше найдется аргументов в пользу того, что наше тело – результат взаимного выбора партнеров, тем более оправданным будет предположение, что он же сформировал и наш разум, не проявляющий особых межполовых различий.
Эволюция пениса
На самом деле, половое размножение не требует глобальных межполовых различий. Самцы должны производить сперматозоиды, а самки – яйцеклетки. Но самцы не обязаны обзаводиться пенисом, а самки – клитором. У самцов лягушек и птиц, например, пениса нет. Гениталии – это продукт полового отбора, а не обязательное условие для полового размножения. Традиционное деление на первичные половые признаки (пенис) и вторичные (борода) вводит в заблуждение. Дарвин писал, что женский выбор может влиять только на вторичные половые признаки, но, вероятно, ему это нашептала викторианская мораль. Современные же биологи рассматривают и пенис как объект полового отбора. Биолог Уильям Эберхард убедительно доказал, что у многих видов на формирование мужских гениталий влияли в равной степени требования по обеспечению доставки спермы и выбор самок.
Из всех ныне живущих приматов взрослые мужчины обладают самым длинным, толстым и гибким членом. Средняя длина пениса в эрегированном состоянии у горилл и орангутанов – менее 5 см, у шимпанзе – менее 8 см, у человека – более 13 см. Максимальная длина человеческого пениса, зафиксированная медициной, – 33 см, что больше чем в два раза превосходит среднее значение.
Но человеческий пенис не так удивителен длиной, как толщиной. У других приматов он не толще карандаша, у людей же его средний диаметр в эрегированном состоянии превышает 2,5 см. Кроме того, у большинства других приматов внутри пениса находится кость, которая называется “бакулюм”, и эрекция происходит в основном за счет мышц – по принципу лебедки, поднимающей жесткую опору. Кость в этом органе есть у большей части млекопитающих. У нашего вида эрекция обеспечивается необычным процессом – вазоконгестией: пенис перед совокуплением наполняется кровью, подобно тому как дирижабль перед полетом наполняется гелием.
Хотя пенис у человека крупнее, чем у других приматов, менее родственные виды составляют нам мощную конкуренцию. Так, у синих и горбатых китов его длина составляет почти 2,5 м, а диаметр – 30 см. Длина пениса слона – 1,5 м, а кабана – 46 см, при этом последний во время эякуляции извергает целых пол-литра семени. Улитки-гермафродиты могут похвастаться членом длиной с собственное тело. У жеребцов, как и у мужчин, эрекция происходит благодаря приливу крови, а не работе мышц, но вот размер пениса сильно превосходит наш. Дельфины способны произвольно шевелить кончиком своего пениса, по длине почти совпадающего с человеческим. Мир мужских гениталий беспозвоночных еще удивительнее: там вы найдете головокружительное многообразие размеров, жгутиков, лопастей, развилок и других украшений, которые, по всей видимости, нужны для стимуляции женских половых органов. Сколько видов, столько и способов стимуляции.
Быть может, пенис возник исключительно как инструмент для доставки спермы? Спермовые войны – это, несомненно, одна из важнейших форм репродуктивной конкуренции. Если два самца спариваются с одной и той же фертильной самкой, их сперматозоиды соперничают друг с другом. Лишь одному из них, и то если повезет, удастся оплодотворить яйцеклетку. Самец, чьи сперматозоиды более быстрые, живучие и многочисленные, имеет больше шансов передать сыновьям свои гены, в том числе и те, что обеспечивают высокое качество спермы. Наследуемые различия в качестве спермы и инструментов ее доставки подвергаются интенсивному отбору. У мужчин много как физических, так и умственных приспособлений для спермовых войн. Например, согласно результатам некоторых исследований, когда женщина возвращается домой из долгой поездки, ее партнер вырабатывает гораздо больше эякулята, чем обычно, как будто бы желая перебороть чужие сперматозоиды, которые могли пробраться в оставшуюся без присмотра вагину партнерши.
Однако сопоставление тестикул
[46] у разных животных позволяет сделать вывод, что пенис развивался не только как тяжелая артиллерия для спермовых войн. Интенсивность спермовых войн у приматов сильнее коррелирует с размером тестикул, чем с размером пениса. Например, самцы шимпанзе в этой сфере сталкиваются с гораздо более жесткой конкуренцией, чем люди. Самки шимпанзе во время овуляции совокупляются более 50 раз в день с десятками партнеров. В ответ самцы, чтобы эффективнее производить сперму, обзавелись очень крупными, массой более 100 г, семенниками, однако пенис, необходимый для ее введения, остался коротким и тонким. Противоположная картина наблюдается у восточных горных горилл. Самцы этого вида тщательно оберегают свои гаремы и агрессивно защищают самок от поползновений чужаков. Им не приходится участвовать в спермовых войнах, поэтому семенники у них совсем небольшие. У человека по меркам приматов яички средних размеров. Это говорит о том, что наши прародительницы далеко не всегда ограничивались одним половым партнером в месяц. Если бы они хранили верность одному партнеру хотя бы в течение месяца, никаких спермовых войн не было бы, потому что в этом случае к каждой яйцеклетке могли бы попасть сперматозоиды только одного самца. Тот факт, что человеческие тестикулы крупнее, чем у горилл, – один из самых весомых аргументов в пользу нестрогости моногамии у наших предков женского пола.
