Быть может, рубила были метательными снарядами, а не ручными инструментами? Герберт Уэллс в 1899 году предположил, что наши предки могли кидать их в добычу, но гипотеза “убийственного фрисби” не подтвердилась. В 1997 году археологи обнаружили в угольной шахте немецкого города Шёнингена несколько хорошо сохранившихся еловых копий длиной около двух метров. Конструктивно они не уступают современным метательным копьям, и это смертоносное оружие было создано почти 400 тысяч лет назад. Если уже тогда были такие прекрасные метательные снаряды, почему еще 200 тысяч лет наши предки продолжали мастерить рубила?
Рубила могли использовать и для практических нужд, но, как отметили Кон и Митен, их тщательная обработка, высокая симметрия, количество вложенного в их изготовление труда выходят далеко за рамки практической необходимости. Встречаются и крупные, тяжелые рубила, явно неудобные для работы. Так, длина гигантского рубила из Ферз-Платта (Англия) превышает 30 см. Похоже, его сделали, чтобы просто держать перед собой обеими руками и восхищаться. А бывают рубила всего 5 см длиной – слишком маленькие, чтобы быть функциональными. Степень симметрии рубил, как правило, превосходила необходимую, и с практической точки зрения внимание древних мастеров к совершенству их формы и отделки было избыточным. Рубила изготавливали в огромных количествах на одной и той же стоянке, но что еще важнее, зачастую самые изящные из рубил не обнаруживают следов использования: на них нет видимых сколов и не заметно признаков износа режущей кромки даже под электронным микроскопом. Почему же так много качественных, с любовью сделанных и отвергнутых еще до своего использования рубил оказались настолько острыми, что спустя миллион лет о них все еще можно порезаться?
В книге “Как мы его знаем” (As We Know It) Марек Кон утверждал, что рубило – “индикатор приспособленности, который легко можно увидеть, поэтому качество рубил стало критерием при выборе партнера”. Рубило хорошо подходит на роль гандикапа. Его изготовление затратно даже на этапе обучения: чтобы овладеть азами техники оббивки камней (флинтнэппинга), нужно около шести месяцев, и еще годы уходят на оттачивание навыка. Рубила требуют огромных временных затрат. Современные мастера с 25-летним “оббивочным стажем” изготавливают одно приличное рубило за 20 минут, тогда как простейшее орудие с острым краем можно сделать всего за две. Кроме того, это травмоопасное занятие: современные флинтнэпперы надевают ботинки, кожаные фартуки и защитные очки, чтобы их не поранило во время работы летящими осколками, но их руки обычно покрыты порезами. Искусное изготовление рубил требует сочетания физической силы, усердия, хорошей зрительно-моторной координации, умения рассчитывать свои действия, терпеть боль (от летящих обломков) и сопротивляться инфекциям (от порезов) – как заметил Кон, “рубило – это мера силы, мастерства и характера”. Его симметрия, как и симметрия павлиньего хвоста и человеческого лица, позволяет с легкостью оценивать совершенство формы, но сильно усложняет процесс создания. Короче говоря, рубило – надежный индикатор многочисленных физических и психологических аспектов приспособленности. Кон предположил, что стандартные рубила для практических нужд мастерили женщины, а огромные, крошечные и сверхсимметричные – мужчины, демонстрируя таким образом свою привлекательность в роли полового партнера.
Итак, предмет, который на первый взгляд кажется практичным сурвивалистским инструментом, в итоге видоизменился и стал дорогостоящим индикатором приспособленности. Гипотеза Кона и Митена, согласно которой рубила часто бывали произведениями искусства и способом привлечения партнеров, очень правдоподобна. Авторы даже придумали несколько способов проверки своей гипотезы. Если их смелое предположение окажется верным, тогда рубило будет первым арт-объектом, созданным нашими предками, и лучшим примером того, как половой отбор поддерживает художественные способности. Лаконичное рубило воплощает в себе инстинкт и обучение, силу и навык, кровь и кремень, секс и выживание, искусство и ремесло, знание и тайну. Можно даже сказать, что вся история искусства – это постскриптум к эпохе рубил, которые царили в человеческом мире в 100 раз дольше.
Глава 9
Добродетели хорошего воспитания
Убийства, злоба, насилие, грубость, нежелание оказать помощь раненому, мошенничество, расизм, военные преступления, езда по встречной полосе, нежелание оставлять чаевые в ресторане, жульничество в спорте… Что объединяет все перечисленное? Философ-моралист сказал бы, что все это примеры аморального поведения. Но еще это такие вещи, о которых мы не рассказываем на первом свидании. И вообще не хотим, чтобы о них когда бы то ни было узнал партнер. Ответ философа звучит солидно, а мой – легкомысленно. Но в ответе философа нет ничего о факторах давления отбора, которые могли бы объяснить эволюцию человеческой морали. А в моем есть – это выбор партнера.
Большинство эволюционных психологов считало, что человеческая мораль сводится к альтруизму, а альтруизм должен быть побочным эффектом инстинктивного непотизма
[58] (привилегированного отношения к родственникам) или объясняться реципрокностью
[59] (помощью тем, кто может помочь вам). Я же считаю более вероятным, что мораль – это прямой результат полового отбора. Современным людям свойственны моральное поведение и моральные суждения, так как наши предки выбирали добрых, щедрых, отзывчивых и честных половых партнеров. У нас остались те же предпочтения. Согласно исследованию Дэвида Басса, посвященному сексуальным предпочтениям людей по всему миру, самым желанным качеством партнера для людей обоих полов из 37 разных культур была доброта. Доброту оценивали выше интеллекта, красоты и статуса.
В пьесе Оскара Уайльда “Идеальный муж” оригинально раскрыта роль выбора партнера в формировании человеческой морали. Эта пьеса о том, что мужчины и женщины находятся под огромным социальным давлением, которое заставляет их демонстрировать свою высочайшую нравственность перед любовниками и супругами. Главная интрига пьесы – сможет ли леди Чилтерн, обладательница твердых моральных принципов, любить своего мужа, узнав, что успеха он добился за счет продажи государственной тайны? Уайлд указывает на то, что моральные качества подвержены действию отбора. А вот эволюционные психологи долго упускали из виду, что положительные герои кажутся романтичными и сексуально привлекательными, а лжецы и мошенники – отвратительными, если только какие-нибудь особые прелести не компенсируют их пороки. В пьесе Уайльда сэру Роберту Чилтерну удалось сохранить любовь жены, выступив в парламенте с речью, обличающей крупную инвестиционную аферу. Иными словами, ему пришлось прибегнуть к публичной моральной демонстрации, которая, по его убеждению, должна была – из-за шантажа инвесторов – стоить ему карьеры.
Как мы убеждаемся вновь и вновь на страницах этой книги, одна лишь сексуальная привлекательность может объяснить эволюцию огромного количества признаков. Вовсе не обязательно всегда искать пользу для выживания. Многие теоретики пытались понять, как мораль может способствовать выживанию индивидуума или группы, – и это им не удавалось. Я думаю, что те нравственные добродетели, которые ценятся выше всего, не дают никаких преимуществ для выживания, зато значительно способствуют репродуктивному успеху. Половой отбор гораздо лучше объясняет моральное поведение и моральные суждения, чем львиная доля философов и эволюционных психологов. Половой отбор дает ответ на вопрос, почему существуют сочувствие и дружелюбие, щедрость, верность партнеру; почему среди нас есть духовные лидеры, хорошие родители, талантливые спортсмены и почему мы стремимся ко всеобщему благополучию. Кроме меня о важности выбора партнера в развитии человеческой морали, щедрости, великодушия и лидерства говорили биолог Ирвин Тессман, антропологи Кристен Хоукс и Джеймс Бун, приматолог Франс де Вааль. В этой главе я во многом опираюсь на их идеи.
