Аморальные поступки – это такие поступки, которые заставят нас покраснеть, если о них как-то узнают наши партнеры. Почему? Да потому, что их мнение о нашей личности изменится в худшую сторону. На первый взгляд кажется, что уважение к половым партнерам – одна из базовых составляющих человеческой морали. Но те, кому пришлось развестись из-за моральных недостатков, отнесутся к роли выбора партнера в формировании моральных инстинктов серьезнее. Как вы помните, исследования Дэвида Басса показали, что доброта – самое желанное качество партнера для людей всего мира. Привлекательность доброты, щедрости, отзывчивости и способности сопереживать подтвердилась и в другом исследовании, посвященном выбору партнера у людей.
Первым, кто заявил, что мораль формируется под действием полового отбора, был Ирвин Тессман. В 1995 году он указал на то, что человеческое великодушие выходит за рамки требований родственного и взаимного альтруизмов. Возможно, великодушие – это гандикап, развившийся в результате полового отбора и выполняющий функцию демонстрации приспособленности. В 1970-х Амоц Захави предположил, что поведение, которое выглядит как чистый альтруизм, может давать скрытые репродуктивные преимущества за счет повышения социального статуса. А не так давно антрополог Джеймс Бун, чтобы объяснить существование довольно затратного показного великодушия, совместил теорию Захави о гандикапах с теорией Веблена о демонстративном потреблении. Мне, как и Тессману, наиболее важным представляется направленный выбор партнеров по моральным качествам, которые они демонстрируют во время ухаживаний, тогда как Захави и Буна интересуют прежде всего ненаправленные репродуктивные преимущества высокого статуса. Вероятнее всего, в человеческой эволюции играло важную роль и то, и другое.
Теоретически выбор партнера мог играть роль единственного мощнейшего морального фильтра между двумя поколениями. Он мог способствовать развитию практически любой степени альтруизма и героизма, компенсируя почти все риски для выживания. К примеру, если бы все женщины разом отказались рожать детей от мясоедов, гены, ответственные за предрасположенность к вегетарианству (возможно, не напрямую), распространились бы со скоростью пожара. Несмотря на то что раньше потребление мяса давало преимущества для выживания, вид стал бы травоядным и оставался бы таким, пока половой отбор продолжал бы отсеивать мясоедов. Естественный отбор в пользу эгоизма был бы бессилен против полового отбора в пользу нравственного поведения.
Комедия Аристофана “Лисистрата” 411 года до н. э. хорошо иллюстрирует важность выбора партнера женщинами. Лисистрата убедила афинянок не заниматься сексом со своими мужчинами до тех пор, пока те не прекратят Пелопоннесскую войну. Женщины забаррикадировались в Акрополе, а изголодавшиеся по любви мужчины слонялись вокруг с набухшими фаллосами (в оригинальной постановке это были огромные фаллосы, сшитые из кожи), постепенно понимая, что без надежды на секс победа в войне теряет всякий смысл. Хотя некоторые женщины и поддались соблазну прекратить забастовку – одна даже пыталась ускользнуть в бордель, – афинянкам удалось пересилить мужчин. С помощью сексуальной забастовки, устроенной Лисистратой, удалось заставить афинян и спартанцев заключить мир. Стратегия Лисистраты должна была быть такой же эффективной и в эволюции: если самки предпочитали миролюбивых партнеров, воинственность и агрессивность самцов могла снизиться. Гипотеза повышения нравственности путем выбора партнера порождает несколько вопросов. Почему механизмы выбора партнера в ходе эволюции начали благоприятствовать демонстрациям великодушия, честности, хороших манер и героизма? Почему такое поведение нам кажется более “нравственным”, чем прочие элементы ухаживания? Почему при оценке разных элементов брачных демонстраций наши ощущения так сильно различаются? Телесные украшения будят вожделение, демонстрация творческих способностей вызывает эстетическое удовольствие, а моральных качеств – восхищение. В этой главе я не отвечу на все эти вопросы, но попробую очертить новую область эволюции человеческой морали. Начнем с простого примера того, как механизм выбора партнера может способствовать развитию затратных форм поведения, направленных на общее благо.
Эволюция охоты: альтруистическая демонстрация атлетичности?
Почему люди начали охотиться на такую крупную дичь, как антилопы канны и мамонты? Ответ вроде бы очевиден: мясом этих животных можно питаться и за счет этого лучше выживать. В книге 1968 года “Человек-охотник” (Man the Hunter) – классике антропологии – охота представлена плодом простого отбора на выживание. Ты голоден, гоминид? Нет проблем – иди на охоту.
Но, оказывается, все не так просто. В начале 1980-х женщины-антропологи ответили книгой под названием “Женщина-собирательница” (Woman the Gatherer). Они обратили внимание на то, что в обществах охотников-собирателей основная нагрузка по добыче пропитания, как правило, возложена на женщин: они ищут растительную пищу и ловят мелкую дичь. Мужчинам часто не удается добыть мясо на охоте, и в обеспечении повседневной пищей они обычно полагаются на партнерш. Преследовать крупных млекопитающих, которые отлично приспособились убегать от хищников и делают это гораздо быстрее человека – не самый эффективный и надежный способ прокормить себя и тем более свою семью. Антрополог Кристен Хоукс выяснила, что мужчинам из племени, которое она изучала, за день охоты удается убить крупное животное с вероятностью всего 3 %. То есть в 97 % случаев их постигает неудача – не очень-то это соответствует стереотипу о пещерном “настоящем мужике”, приносящем домой мамонта. Есть племена, в которых дела обстоят чуть лучше, но все равно ежедневные шансы на успех в охоте редко превышают 10 %.
Женщину-собирательницу, пытающуюся где-то раздобыть немного мяса, поведение мужчин должно раздражать вдвойне. Если им надо охотиться, чтобы потешить свое эго, – чудесно, но зачем обязательно гоняться за такими крупными зверями? Мужчины отлично понимают, что, охотясь на животных поменьше, послабее и не таких быстрых, они добьются гораздо больших успехов. Как правило, чем мельче дичь, тем больше мяса за день им удается принести домой и тем меньше колебания количества мяса от недели к неделе. Кроме того, чем мельче дичь, тем больше ее мяса удается съесть до начала гниения. Когда охотникам реально нужно поесть, они бросают преследовать крупных животных и ловят мелких. Если смысл охоты в том, чтобы прокормить охотника и его семью, тогда мужчины-охотники амбициозны до нелепости. Они покушаются на жирафов, когда нужно ловить сусликов.
Самцы шимпанзе охотятся на обезьян, но поскольку эти обезьяны мелкие, распределение такого мяса проще контролировать. Лучший способ предсказать усердие самцов в охоте – посмотреть, у скольких самок из группы сейчас эструс (надо просто пересчитать тех, у кого гениталии красные и набухшие). Самцы пытаются склонить фертильных самок к спариванию, угощая их мясом пойманных животных. Таким образом, у наших ближайших родственников среди человекообразных обезьян охота точно появилась в результате полового отбора. Но по сравнению с шимпанзе мужчины преследуют намного более крупную дичь, менее успешны и хуже контролируют распределение мяса.
Может, мясо крупной дичи содержит какие-то особые питательные вещества, которых нет ни в мелкой дичи, ни в растениях? Если так, тогда парам был бы резон разделить обязанности по снабжению семьи едой: мужчинам взять на себя охоту за крупными животными с их уникальным составом, а женщинам – добычу более надежной растительной пищи. Эта точка зрения на эволюцию охоты предполагает, что женщинам нужно мясо в обмен на секс. В 1982 году антрополог Хелен Фишер в своей книге “Сексуальный контракт” (The Sex Contract) даже предположила, что это была самая первая форма договорных отношений у людей. Примерно о том же теория Оуэна Лавджоя: согласно ей, мужчины, охотясь, добывают мясо для своих женщин, обремененных детьми и не способных во время кормления грудью эффективно заниматься собирательством. Теория “секс за мясо” очень долго казалась разумной. Многие теоретики даже предполагали, что благодаря мужской охоте люди могли покрывать энергетические затраты, связанные с увеличением мозга: поскольку мужчина поставлял потомству много белка, оно могло вырастать более умным. Заметьте, что даже в той традиционной теории движущая сила эволюции охоты – это выбор партнера женщинами. Женщины отказывались заниматься сексом с теми, кто не приносил домой мяса. Таким образом они вынуждали мужчин вкладывать родительские усилия в потомство – брать на себя часть затрат на вскармливание.
