Эмма подумала, что герцог прав.
– А ваша фамилия?
– Пембрук. Никогда ею не пользовался.
Эмма тоже не испытывала желания пользоваться такой фамилией. Слишком напыщенно, не сразу и выговоришь.
– Тогда ваше имя?
– Джордж. Так звали моего отца, а до того – моего деда. Кажется, так зовут каждого третьего джентльмена в Англии.
– И моего отца звали Джордж. – Эмма поежилась. – Так что опять мимо. Нам придется найти что-то другое.
– Ничего другого не будет: «Эшбери» или «герцог». Выбирайте.
Эмма задумалась на минуту.
– Нет, дорогой супруг, я не буду выбирать.
Он уронил вилку и уставился на нее. Эмма улыбнулась.
«Он никому не верит, – сказал Хан, – но он уважает тех, кто бросает ему вызов».
Если герцогу нечего предложить, кроме уважения, тогда она должна его заслужить. Эмма умела бросать вызов. Она надеялась, что ее вызов будет герцогу по плечу. Она протянула руку к ближайшему соуснику.
– Не желаете ли еще соуса, мой милый?
Его пальцы стиснули хрупкую ножку винного бокала.
– Если вы не прекратите болтать чушь, – сказал герцог, – то очень пожалеете.
– Неужели, дорогой?
Он с силой опустил руку на стол и повернулся к ней. Пронзительный взгляд синих глаз и жуткие шрамы.
– Да.
Она твердо намеревалась бросить ему вызов и выстоять, но вдруг, к своему стыду, поняла, что трусит. Наверное, ей все-таки следовало завести разговор о погоде.
Тем не менее Эмма была избавлена от необходимости затевать обсуждение осенних холодов. Клубок серебристого меха вылетел из угла столовой. Штанина впрыгнула на стол, вонзила зубы в отварную форель и унесла добычу прочь, прежде чем Эмма и герцог успели сказать хотя бы слово.
– Хватит. – Герцог бросил салфетку на тарелку. – Обед закончен.
Глава 7
Эш запахнул халат и затянул пояс. Потом развязал пояс и завязал по новой. С первой попытки узел затянулся так, что стало трудно дышать.
Но как же он нервничает, черт возьми. Сегодня не только Эмме предстоит получить первый опыт. Сам он, конечно, девственником не был, но никогда еще не спал с девственницей и потому не знал, чего следует ожидать с ее стороны. Она может выказать простое смущение, а может испугаться до истерики. Насколько ей будет больно?
Впрочем, предположил он, есть и кое-что утешительное. Учитывая, как долго у него не было женщины, все дело должно разрешиться в несколько минут. Или секунд?
Его босые ноги шлепали по коридору. Подойдя к дверям ее спальни, Эш предупредительно постучал, прежде чем слегка приоткрыть дверь.
– Полагаю, вы готовы, – сказал он.
– Да.
– Прекрасно.
Он вошел и сразу же погасил свечу. У Эммы горело несколько тонких свечек, и он обошел спальню, задувая их по очереди. Потом переворошил угли в камине, притушив огонь до смутного красного свечения, и направился к постели.
Но едва он сделал первый шаг, как больно ударился коленом о край… Что это было? Стол? Ножка стула? Послышался шорох простыней.
– Все в порядке?
– В полном, – сухо отозвался он.
– Знаете, немного света не помешает.
– Нет. Очень даже помешает.
– Я уже видела ваши шрамы.
– Нет, не все.
Те, что были на лице, являли собой лишь пролог к драматической истории его увечья.
Возможно, она способна выносить жуткое зрелище, сидя в дальнем углу комнаты, или в полутемной карете, или даже за обеденным столом, но вблизи, на брачном ложе, когда он раздет, при свете – невероятно. Первая и последняя женщина, которой он позволил видеть себя во всей, так сказать, красе, дала это понять с болезненной ясностью. Воспоминание о том случае язвило и жгло, как отравленный наконечник стрелы.
«Как я могу лечь с… таким?»
Действительно, как?
Эш не испытывал желания повторить этот опыт, и не только потому, что пытался уберечь свою гордость. Сейчас речь шла о том, чтобы сохранить его род. Он не мог позволить себе отпугнуть Эмму, не мог рисковать, предоставляя ей еще один повод увильнуть от выполнения договора. Мужчине полагается одна жена. Если она не подарит ему наследника, его род угаснет. По крайней мере, достойная его ветвь, где нет безнадежных идиотов.
– Я здесь, – позвала она.
Эш пошел на звук ее голоса, запнулся о край ковра, но подошел к постели более или менее невредимым. Дернув за пояс халата, развязал узел и освободился от одежды, отбросив халат в сторону.
Сев в изножье кровати, он протянул руку, чтобы нащупать, какую часть ее тела сможет ухватить. Нелегкая это будет задача – лишить невинности девственницу практически в полной темноте. Наверное, следовало бы заранее выработать некую стратегию. Но теперь поздно. Эш шарил по чему-то мягкому – кажется, это было стеганое одеяло, – пока не нащупал что-то похожее на ее ступню. Обнадеживающий знак. Его рука двинулась выше, исследуя ногу.
Икра ноги оказалась несколько толще, чем он предполагал. Наверное, Эмма была из тех женщин, которые ниже талии заметно полнее, чем в верхней части тела. Ему-то было все равно. Рост, формы – женское тело предстает во многих обличьях, и он не видел причины сетовать на разнообразие.
Его ладонь нашла знакомое закругление колена, потом бедро. Он точно приближался к цели. Его чресла напряглись.
Эш растянулся на постели подле Эммы – так было проще продолжать исследование. Попытался сказать что-нибудь ободряющее, проводя ладонью по округлости бедра и далее, пока не обнаружил край одеяла. Но в этот момент его голос был явно не способен на воркующие интонации. Годы сдерживаемых страстей и вожделение сделали свое. К тому времени, как он нащупал край одеяла и начал стаскивать его вниз, его тело пришло в боевую готовность очень высокой степени.
Он стянул вниз стеганый атлас и приготовился к тому, чтобы положить ладонь на тонкую ткань ее ночной сорочки. Он как будто стрелял из лука с завязанными глазами. Нельзя было заранее угадать, куда попадешь. Эш был бы рад нащупать плечо, живот, но больше всего надеялся найти грудь. Судьба задолжала ему эту малую удачу.
Он жаждал возрадоваться первому настоящему контакту.
Но ничего не произошло. Вместо сорочки и трепещущего женского тела его рука коснулась… шерстяного одеяла. Ничего страшного. Просто придется снять еще один слой.
Он стянул одеяло и повторил попытку. На этот раз его рука наткнулась на толстое пуховое одеяло. Неудивительно, что ее нога показалась ему такой толстой, как ствол небольшого дерева.
– Сколько же у вас одеял? – спросил он, пытаясь найти край.
