Безымянная
Густая кровь тянется, стекая в стерильную пробирку. Медсестра беззвучно вытаскивает из вены иглу и, протерев ватой рану, делает отметку в журнале планшета.
– Милая, сегодня у тебя еще две процедуры, ты как себя чувствуешь?
– Уже лучше, – сухими губами отвечает Безымянная.
– Тебе нужно больше спать, сон нужен для того, чтобы накопить силы. Как ты сегодня спала?
Безымянная молчит. Ее взгляд печален, в нем нет огня, жизни.
– Не знаю, не помню. Мне кажется, что я ничего не могу удержать в памяти. Вот вы сейчас уйдете, и я вас забуду.
– Ты говорила об этом доктору Филиппу?
– Не помню, возможно, говорила, а может, и нет.
– Он скоро появится, и я скажу ему об этом. Сейчас постарайся уснуть, я разбужу тебя на разминку ног.
Медсестра прячет кровь в стеклянную коробку, встает, зашторивает окно и уходит. Безымянная остается одна в уютной и обставленной по-домашнему больничной палате. Рядом с кроватью – высокое кресло с мягким пледом на случай, если кому-то захочется вздремнуть. В дальнем углу – небольшая тумба, на ней – ваза с красивым букетом полевых цветов. Справа от двери – небольшой шкаф для верхней одежды. Единственная странная деталь – это огромное зеркало на полстены. Безымянная привстает на кровати и смотрит на себя в зеркало. Она чувствует, что там, за зеркалом, что-то прячется. Ступает на холодный пол. Подходит к зеркалу. Ладонями она прикрывает лицо, с интересом заглядывая в зеркало. Теряет к зеркалу интерес и шагает к окну, отдергивая штору. Океан. Она смотрит в окно, и вид ей кажется до боли знакомым. Вдруг сильно защемило в груди, голова закружилась, и она, едва успев схватиться за подоконник, из последних сил удерживает равновесие.
– О, милочка, это хорошо, что вы уже сами встаете, – прозвучал голос доктора Филиппа. Он вошел так тихо, что Безымянная не слышала его шагов. – Но я настоятельно рекомендую не вставать без присутствия кого-то из врачей. Вы в любой момент можете потерять сознание. А если упадете и ударитесь головой? Что вы в самом деле? – возмутился доктор. – Сейчас это неприемлемо. Пойдемте в постель. – Он помог Безымянной забраться на кровать и присел рядом.
– Я чувствую себя гораздо лучше, – она попыталась улыбнуться, но у нее не получилось. Сухие губы натянулись и едва не лопнули.
– Сейчас у вас сильное обезвоживание. Это такой процесс. Но совсем скоро вам станет лучше. Это не больно, просто все время хочется пить.
– Знаю.
– Если знаете, то почему же не пьете?
– Мне больно глотать и не очень получается. Глотаю, и все тут же возвращается. Вчера за обедом дважды заблевала стол и все вокруг. Мне было так неловко. Все эти люди…
– Бросьте, это их не касается. Как поживает ваш дневник?
Безымянная залезла под одеяло. Невинная, напуганная и одинокая.
– Он меня пугает.
– Чем именно? – спросил доктор Филипп, поправляя одеяло.
– Та девушка, она так одинока, и мне ее жаль. Хотите, возьмите сами почитайте, – Безымянная протянула дневник.
– Нет. Я этого делать не стану. Ты можешь мне рассказать, что тебя пугает?
– Могу. Океан. – Безымянная накрыла голову одеялом.
Случайная встреча
У меня с Царским состоялся странный разговор. Он вызвал к себе, и я приготовилась слушать его ругательства, но Царский совершенно спокойным голосом спросил:
– Марго, хочешь больше никогда не работать в зале, а быть только на кассе? – Его вопрос прозвучал неубедительно.
– Что тебе от меня нужно?
Царский немного занервничал, он не думал, что я так быстро сдамся. «Чего ты хочешь на самом деле, Царский, чем я заслужила твое внимание и куда подевались уже привычные слюнявые ужимки?» Царский барабанил карандашом по столу и, ощутив на руке взгляд, перестал это делать.
– Там, наверху, – он приподнял подбородок, – решили провести опрос. Ну, знаешь, ничего особенного. – Он впервые запнулся. – Так, для галочки, понимаешь? Каждый сотрудник будет ставить баллы своему начальнику, ну вот… – Он налил себе воды и одним глотком осушил стакан. – А я как бы твой начальник, или, скорее, ты – моя подчиненная.
– Царский, говори прямо, что тебе нужно от меня? – говорю дерзко и с вызовом.
Было заметно, что слова даются ему непросто и он сильно нервничает.
– Если ты поставишь мне высокий балл, я в долгу не останусь.
– И это все? Ты больше ничего не хочешь мне сказать?
Вариантов в голове было много. Например: «Прости меня, Марго, за то, что был гадким мудаком, или за то, что я маленький гнилой человечек. Я слаб, и поэтому мне нужно самоутверждаться в погоне за силой. Прости, что я тебя все время обижал». Мне кажется, что сейчас Царскому пора выползти из своего панциря и сказать что-то подобное, но вместо этого он выдавил из себя:
– Я как бы… – И он снова запинается и умолкает.
– Я могу идти?
Не дожидаясь ответа, поворачиваюсь и направляюсь к выходу. Царский подскакивает и в своей привычной манере преграждает мне путь. Я чувствую его зловонный запах. Кислый и острый.
– Ты не поняла, – он пытается сдерживать себя, но у него это плохо получается, – если подставишь меня, я тебе это припомню, а ты меня знаешь.
– Царский, ты мне угрожаешь? – чувствую, как пальцы сжимаются в кулаки и ногти впиваются в кожу. – Ну, давай, ты такой грозный! И что ты мне сделаешь? Давай, попробуй, ударишь? Слабо, – говорю остро, твердо и выделяю каждое слово так, чтобы жалило больнее. Подхожу вплотную и произношу в лицо, растягивая слова: – Давай, бей, что стоишь? Ударь, ты же мужик, ты же сильный. Не мужик, а тряпка.
Он побагровел. Мне показалось, что он готов был меня разорвать на части, но этого не случилось. Царский только на словах был героем, на самом же деле – обычный трус с детскими страхами. Без семьи, без друзей, застрявший навечно в «Боске», ни разу не опоздавший и не пропустивший ни единого дня.
Можно сказать, что Царский вырос в этом супермаркете и прошел путь от младшего грузчика в строительном отделе до начальника смены торгового зала. Он гордился своим достижением. Для него эта должность была вершиной карьерного роста, и сейчас он стоял на самом краю и хватался руками за воздух, чтобы не сорваться с обрыва. Тревожный ветер перемен дул для него слишком сильно, и поэтому он отступил, освобождая путь.
– Помнишь, как-то я уехала домой в рабочей одежде? Что скажешь, начальник, это нормальное управление подчиненными? – бросила ему напоследок и громко захлопнула за собой дверь.
Мы курили на дальней парковке. Февральский мороз отступил. Вокруг все таяло. Обычно в это время зима еще в самом разгаре, но сейчас солнце плавило лед и снег потоками грязной воды стекал в дренажные люки.
