Секунды растянулись. Я почувствовала, как часто моргаю и как долго нахожусь в темноте. Что-то вокруг изменилось, бит стал другим, воздух мягче, танцы пластичнее. Вот этот замечательный диджей, о котором рассказывал Лев. А он не соврал. Полная нирвана. Мне сложно сейчас сказать, сколько я пробыла в невесомости в плену битов Тор Ван Борана – час, два или целую вечность. Я танцевала в центре зала, изгибаясь так, как чувствовала бит. Мы кружились на волнах теплого вещества и были счастливы и открыты миру.
Мы курили в туалете у открытого окна. Курили медленно, растягивая каждую затяжку и долго удерживая в легких дым. Вкус сладкий, приторный, съедобный. Ловлю себя на мысли, что заглатываю дым, упиваясь его табачным ароматом. Было тихо и спокойно. Стены гудели, но звука не было слышно.
– Ты как? – спрашивает Кристина.
– Нормально, – отвечаю, покачивая головой в такт тишине. На самом деле я слышу музыку и знаю, что она звучит исключительно в моей голове. – Ты когда-нибудь слышала о «Серой сети»?
– Да, – Кристина протрезвела. – Что ты об этом знаешь?
– Ничего, так просто спросила. – Меня напугала ее реакция.
– Так просто не спрашивают.
– А что в этом такого? Ну спросила, и что? – Я немного еще плыву.
– «Серая сеть» – это самый закрытый клуб в мире, и доступ в него имеют только боги.
Мне так странно было слышать, что Кристина может называть кого-то богом. Для меня она, ее отец, все ее родственники уже давно живут на другой планете, и поэтому я могу их называть богами, но кем тогда являются те, кто в глазах Кристины носит имя бога?
– Твоя семья имеет доступ в «Серую сеть»? – Я вижу ее в холодном цвете, кожа белая, нежная, и мне кажется, что совсем скоро станет прозрачной. Натянется и исчезнет, растворится, превращаясь в крохотные песчинки, и с ветром улетит в открытое окно. Мы курим долго, страстно и смотрим друг на друга, не отрывая взгляда.
– Возможно, да, но я точно этого не знаю.
Хочу домой. Как можно скорее, так, чтобы закрыть глаза и открыть их в бабушкиной квартире. Мне нужно его увидеть прямо сейчас, в этот миг. Заглянуть в глаза, рассказать, как прошел день. День непростой, длинный, как год, и, наверное, самый яркий в жизни. Я плыву, и мне хорошо.
– Можно я поеду? – робко спрашиваю у Кристины.
– Я не держу, – она улыбается, поправляя волосы. – Марго, ты помнишь, что с понедельника начинается новая жизнь?
– С двадцать третьего числа, подруга, – плыву и улыбаюсь в ответ.
Покидаю клуб и сажусь в подоспевшее такси. Называю адрес, мы едем в молчании. Слышно, как под мягкой резиной шуршит свежевыпавший снег. Дворники работают, раздувая снежные хлопья. Внутри я продолжаю слышать музыку. Звучит орган, растягивая кварты, квинты, сексты. В детстве мы смотрели «Солярис». Это был любимый фильм моей мамы. Там звучала музыка, бесконечная, глубокая и порой одинокая. Сейчас я слышу именно ее. Город никуда не торопится. Он спит. На часах половина второго. Я обязана уснуть, но чувствую, что сделать это будет непросто. Прошу водителя остановиться по пути у круглосуточного магазина.
Долго блуждаю по рядам в поисках алкоголя. Останавливаю свой выбор на «Glenfiddich» – этот виски был когда-то любимым напитком моего Великана. Он говорил, что виски помогает ему уснуть.
По приезде домой залпом выпиваю три стакана. Чувствую, как меня едва не стошнило. Хватаю обруч, надеваю на шею, ложусь в кровать, на ходу листая меню из тысячи снов. Где тебя искать, что ты сейчас смотришь, в каких мечтах паришь? Мы расстались с тобой в Галерее современного искусства, наверное, стоит оттуда и продолжить. Выбираю сон и закрываю глаза.
Рихард
Открываю глаза. Вокруг темно. Поднимаю руки и удивляюсь тому, что совсем их не вижу. Кричу. Мой голос проваливается в пустоту. Вдруг зажигается свет, и из темноты появляется Моно. Он держит в руке масляный фонарь. Пламя мерцает в темноте, мягким светом обволакивая его силуэт.
– Удивлена? – вместо приветствия спрашивает проводник снов.
– Где я?
– Это место для раздумий.
– Почему я здесь?
– Потому что нам нужно подумать.
– О чем?
– Присаживайся, – он жестом указывает на стул позади меня.
Молча сажусь. Моно подходит ко мне и присаживается на стул напротив. Опускаю глаза, из ниоткуда возник стол.
– Ты будешь меня пытать? Это камера пыток?
– Нет, что ты, я же сказал, что это комната для размышлений.
– Что тебе нужно? – Он немного напугал меня. – Я твоя пленница?
– Да нет, почему ты так решила?
Моно тушит повисший в воздухе фонарь, и темнота исчезает: мы переносимся на живописную поляну у подножия высоких гор.
– Так лучше? – спрашивает Моно и встает со стула. – Мне нравится сюда приходить. Подумать только, что подобные места где-то существуют.
– Разве это не выдуманный мир?
– Нет, что ты! Каждый мир – это чьи-то воспоминания. Венский бал, галерея искусств. Люди никогда в жизни не смогли бы создать столь сложные миры. Каждый человек, засыпая, открывает свою вселенную и делится воспоминаниями. К примеру, Венский бал. Этот сон принадлежит Гансу Штраусу, он уже двадцать лет отвечает за организацию Венского бала. Не так давно ты посетила его воспоминания десятилетней давности, именно этот бал Ганс считает лучшим в своей карьере.
– Получается, что снов, в которые можно погрузиться, бесконечное количество?
– Да, ты совершенно права. Когда ты выбираешь сон, консоль выдает тебе варианты по мере их популярности. Первыми идут те, что на пике посещаемости. «Венский бал Ганса Штрауса» сейчас в топе, так же пользуется успехом «Мастер-класс по рисованию в Галерее современного искусства».
Это так удивительно! Каждый раз, засыпая, я проваливаюсь в чьи-то воспоминания. Возможно, совсем скоро кто-то неизвестный посетит мой океан.
– Интересно получается, но ведь человек способен помнить не только хорошее, но и плохое.
– Да, ты права, но я блокирую плохие воспоминания. – Моно присел и провел рукой по траве. – Красиво! Если бы мы этого не делали, то сны превратились бы в ад. Ты даже не представляешь, сколько маньяков погружаются в мои сны, – Моно многозначительно вздохнул. – Если бы была моя воля, я бы каждого из них линчевал. Но знаешь, – он сорвал дикорастущий цветок, – даже у самых плохих людей бывают сказочные дни. Давай прогуляемся по этой красоте.
– Что это за место? – спрашиваю, изучая высокие горы, вершинами уходящие в облака.
– Альпы. Видишь пряничный домик? Когда-то там жил хозяин сна со своей любимой. Давай зайдем к нему в гости.
Мы идем по широкой поляне вдоль извилистого ручья. Слышен звон колокольчиков. Возле опушки пасутся молочные коровы. Ищу глазами пастуха.
