Глава шестая
Было уже поздно, когда Лео проснулась, словно от толчка; топот ног и громкие голоса пробились сквозь сонную дрему, окутавшую ее сознание. Да и корабль больше не двигался. Она с трудом поднялась на ноги, протерла глаза и поспешила прочь из своей каюты, присоединившись к паническому бегству остальных пассажиров в атласных пижамах и мужских домашних куртках, привлеченных суетой и шумом. Отовсюду до нее долетали обрывки разговоров об айсбергах и пробоинах в трюме.
Шестое чувство заставило ее взбежать на верхнюю палубу, где вчера была устроена вечеринка. Достигнув обеденного зала, она увидела Эверетта, стоявшего у арочного прохода, ведущего на палубу. Лицо его было бледнее мела. Матти громко всхлипывала, уткнувшись носом ему в плечо. Фэй гладила Матти по спине. Они по-прежнему были в своих вечерних нарядах: Фэй – в красном, Матти – в лиловом, Эверетт – в смокинге. За их спинами виднелись потушенные фонари «летучая мышь», а ветер уносил в небо скатерть, похожую на тающего вдали призрака. В воздухе висел запах алкоголя и чего-то еще, зловещего и пугающего.
– Его нигде нет, сэр, – обратился к Эверетту судовой стюард, на лице которого была написана тревога.
– Прошло уже четыре часа с тех пор, как его видели в последний раз. – На этот раз с Эвереттом негромко заговорил капитан, но Лео стояла в первых рядах собравшейся толпы и потому слышала каждое слово. – Думаю, мы имеем все основания полагать…
Матти громко всхлипнула и прижала ладонь к животу.
– Я сейчас упаду в обморок. Мне нужно прилечь. В противном случае ребенок…
Слово «ребенок» резануло слух Лео куда сильнее, нежели суета, заставившая ее подняться наверх, а пассажиры мгновенно замолчали.
А потом ноги Матти подкосились, но Эверетт поддержал ее, подхватил на руки и унес прочь, подальше от толпы. Три человека последовали за ним: Фэй, мать Эверетта и леди Монктон.
По залу прокатился негромкий гул голосов. «Что случилось? Кого не видели вот уже четыре часа? И действительно ли леди Матти только что во всеуслышание призналась, что беременна?» Толпа не знала, какой вопрос считать самым пикантным: возможную трагедию или скандальное состояние Матти. Лео, расталкивая всех, кто попадался ей на пути, выбралась из гущи людей. Тошнота накатывала на нее волнами.
Когда она добралась до своей каюты, Джоан там уже не было. Так прошел час, а Лео все сидела на койке, глядя на дверь и слыша, как люди снуют взад и вперед по коридору. Наконец появилась Джоан.
– Где ты была? – спросила Лео. – Ты выглядишь ужасно.
Лицо Джоан было белым как мел. Она подбежала к раковине, и ее вывернуло наизнанку.
Лео убрала ей волосы от лица и, когда рвотные позывы прекратились, уложила подругу в постель.
– Отец Матти, – сказала Джоан, вытянувшись на койке. – Он исчез.
– Что?
– Думают, что он упал за борт, им нужен был врач на тот случай, если в воде обнаружится тело. Но доктор был настолько пьян, что его не смогли растолкать, и тогда они попросили помочь меня. Мне сказали, что лорд Монктон долго играл в карты, раздавая расписки, поскольку проигрался в пух и прах. Очевидно, Эверетт пытался остановить его, но лорд Монктон ударил его в лицо.
– Что?! – вновь воскликнула Лео.
– А потом лорд Монктон исчез. Все решили, что он отправился спать. Но его ищут с полуночи и до сих пор не могут найти.
– Он упал за борт? – спросила Лео. А потом в голову ей пришла ужасная мысль: – Или же он…
– Я не знаю, – прошептала Джоан.
– Бедная Матти. Как она?
– Спит. Я дала ей лекарство, которое нашла у доктора в чемоданчике, но, учитывая то, что она… – Джоан не договорила и умолкла.
Лео заставила себя произнести слово вслух:
– Беременна?
– Так она утверждает.
Раздался стук в дверь. Лео открыла ее и обнаружила за нею стюарда.
– Нам снова нужна медицинская сестра, – сообщил он.
– Думаю, ей нездоровится, – отозвалась Лео, бросив встревоженный взгляд на подругу.
Но та поднялась на ноги.
– Уже иду, – сказала она и вышла вслед за стюардом.
А Лео принялась расхаживать взад и вперед по каюте. Отец Матти исчез. Сама Матти беременна. От кого?
Немного погодя она услышала, как закрылась соседняя дверь и голос миссис Форсайт произнес:
– Мне надо выпить.
– Мне тоже, – ответил Эверетт мрачным тоном.
Лео сообразила, что дверь, соединяющая обе каюты, осталась открытой, – вероятно, стюард забыл запереть ее, – и теперь она могла слышать каждое слово из разговора матери с сыном в каюте миссис Форсайт, расположенной по соседству.
В стаканах звякнул лед.
Вновь заговорила миссис Форсайт.
– Памела только что рассказала мне о том, что даже без сегодняшних игорных долгов у них остался единственный дом, который заложен и перезаложен в банке несколько раз, так что Матти может работать всю жизнь и так и не выкупить его. А у Матти нет навыков, которые помогли бы ей найти работу. Они хуже, чем нищие; они обречены всю жизнь прозябать в долгах.
– Проклятье! – выругался Эверетт. – А как насчет отца ребенка? Наверняка он захочет помочь матери своего отпрыска.
Самый ужасный страх, поселившийся в сердце Лео, растаял без следа. Она не могла поверить в то, что он является отцом, но что еще можно было подумать в такой ситуации, она тоже не знала.
– Матти уверяет, что не знает, кто отец ребенка, – ответила миссис Форсайт.
– Как такое может быть?
Миссис Форсайт вздохнула.
– Полагаю, в Лондоне она вела очень рассеянный образ жизни. И крайне беспечный.
– И что теперь, черт возьми, требуется от меня?
После вопроса Эверетта в каюте надолго повисла тишина.
– По кораблю уже гуляют сплетни, – запинаясь, проговорила миссис Форсайт. – Люди считают, что ты – отец ребенка Матти. Ты стоял рядом с ней, когда она призналась в том, что беременна, да и она сама рассказывала всем, что ты едешь в Нью-Йорк, чтобы остаться с ней.
– Матти может легко опровергнуть эти домыслы. – Голос Эверетта дрожал от сдерживаемого гнева.
– Я просила ее так и сделать. Но она отказалась.
И вновь в каюте воцарилось молчание. Лео беззвучно опустилась на койку и прикусила губу, чтобы не расплакаться.
Следующие слова Эверетт произнес так тихо, что Лео с трудом расслышала их:
– Ты полагаешь, она поступила так намеренно? Или же она была настолько расстроена, что эти слова вырвались у нее помимо воли? – Стакан со звоном опустился на стол. – Ушам своим не верю – чтобы я задавал такие вопросы!
