– Если ты подержишь ее, это разобьет тебе сердце.
«Оно уже и так разбито», – попыталась было возразить Лео, но Джоан усыпила ее эфиром.
А потом Лео приснился сон – неразборчивый поток скомканных воспоминаний.
Лео, ребенком бегущая по дороге к военному лагерю; лицо Эверетта, когда он прощался с ней в то утро в гостинице; страшный кашель отца, не унимавшийся всю длинную дождливую ночь; Матти, сообщающая о том, что беременна; танец с Бенджамином на борту корабля в платье другой женщины; ухмыляющаяся Фэй; красная губная помада, с которой все началось и которую ей придется забыть из-за своего нежеланного, но обожаемого ребенка.
Очнувшись, она обнаружила, что все еще жива. Живот ее стал меньше. У нее открылось кровотечение, но слабое. Джоан рядом не было. Как и ребенка.
– Где… – Голос у Лео дрогнул, и она умолкла, не договорив.
Джиа улыбнулась.
– У тебя родилась девочка. Настоящая красавица.
Красавица. Она родила красивую девочку. Эти слова доставили ей горькую радость.
– Слава богу. – А потом губы Лео искривились, и наружу вырвались рыдания, такие громкие, что Джиа пришлось прижать голову Лео к своей груди, чтобы заглушить их.
– Ее увезли, – всхлипнула Лео, и Джиа кивнула.
Увезли, увезли, увезли. Слова эти эхом звучали у нее в ушах, отдаваясь болью с каждым ударом сердца. Ее ребенка забрали. А она даже не успела прижать девочку к своей груди. Даже не видела ее. Не улыбнулась ей и не сказала, как сильно любит ее. Не успела сказать ей о том, что пришлось отдать ее, но это вовсе не значит, что мама ее не любит. Совсем наоборот – отдала, потому что любила сильнее всего на свете.
* * *
Джиа просидела у ее изголовья весь день, но потом, когда Лео начала с нетерпением поглядывать на дверь, ожидая возвращения Джоан, чтобы забросать ее вопросами о дочери, Джиа сказала:
– Я должна была передать тебе вот это, если она не вернется к вечеру.
Лео протянула руку. Письма всегда приносили ей дурные вести, а это было буквально переполнено ими, и от бумаги исходил липкий удушающий запах страха.
Милая Лео!
Пожалуйста, постарайся не возненавидеть меня. Я не переживу этого. Случилось кое-что, и я больше не могу оставаться рядом с тобой. Девочка очень красива. Ты могла бы гордиться ею. Миссис Паркер передаст ее в достойную семью. Ее будут любить, как родную дочь, обещаю тебе.
Пожалуйста, береги себя и прости меня, если сможешь.
С любовью,
Джоан
Лео молча вернула письмо Джиа.
– Оно объясняет, почему здесь нет ее вещей, – сказала Джиа.
Лео огляделась по сторонам. Джиа была права. В комнате не осталось и следа присутствия Джоан.
– Куда она уехала? И почему ей понадобилось уехать именно сейчас? – Лео почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Слезы вновь навернулись ей на глаза. – Она нужна мне.
Джиа взяла Лео за руку, открыла рот, собираясь заговорить, но тут же снова закрыла его.
– Что? – спросила Лео.
– Я хочу рассказать тебе кое-что, но не знаю, подходящее ли сейчас для этого время.
– Ты ведь не собираешься тоже уйти, а? – спросила Лео и ужаснулась, а в животе у нее похолодело от страха.
– Нет, дело не в этом, – ответила Джиа. – Я буду поблизости. Речь идет о Джимми.
– Джимми? Рассказывай, прошу тебя.
– Хорошо. Но, пожалуйста, останови меня, если решишь, что не хочешь слушать дальше.
Лео кивнула.
– Отец Джимми… навязал его мне силой. Он был настоящим сукиным сыном, который вымогал деньги у каждого владельца магазина в квартале, чтобы на целый день забыться наркотическим сном в притоне курильщиков опиума. К зачатию Джимми понятие «любовь» не имеет даже отдаленного отношения. Джимми не входил в мои планы. Но я люблю его больше всех на свете, люблю так, как не любила ни одно живое существо.
Лео помолчала, прежде чем ответить, пытаясь уразуметь, что же рассказала ей Джиа. Кто-то мог поступить с ней подобным образом, и она осталась жива после того, как с ней произошло то, что считается хуже смерти.
– Как? – задала она дурацкий вопрос.
– Как я оставила себе Джимми? – Джиа презрительно фыркнула. – Моя мать выдала меня замуж за дальнего родственника в Китае. Он туповат, поэтому никто и никогда не выйдет за него. А я – порченый товар, поэтому и меня никто не возьмет замуж. Наш брак был заключен на небесах. Все совершилось посредством обмена бумаг. Я никогда в глаза не видела мужа, хотя моя мать настаивает, что мы провели чудесный медовый месяц в Китае и что ему пришлось остаться там из-за работы. Каждый день мама молится о спасении моей заблудшей души. Каждый день я прихожу на работу в лавку и молюсь, чтобы покупатели, которые не поверили в мою историю, вернулись бы обратно.
– Вот почему тебе понадобились мои деньги, – сказала Лео.
Джиа пожала плечами.
– Ну, в общем, да.
– Я рада, что дала их тебе. Я дала бы тебе больше, если бы знала.
– В этом и заключается твоя проблема, Лео, – сказала Джиа. – Ты чертовски хороший человек. Ты никогда не потребовала бы арендной платы с девушки, которая явилась к тебе в лавку и попросила разрешения воспользоваться кладовой. Но я знала, что должна так поступить. Ты можешь сделать все, что захочешь. Просто ты должна быть готова сделать это по-другому. Проявить капельку решимости.
– Что сталось с отцом Джимми? – спросила Лео. – Его посадили в тюрьму?
– В тюрьму? – переспросила Джиа, не веря своим ушам. – С чего бы вдруг его стали сажать в тюрьму? Я никогда и никому не рассказывала, потому что всем плевать. После Закона о высылке китайцев и запрета на въезд мне даже не разрешили стать гражданкой страны, в которой я родилась. Так почему кого-то должна волновать грязная китайская шлюха с ребенком? Нет, его не посадили. Кто-то просто пристрелил его. Он умер в одиночестве в грязном переулке. Так что в этом мире все-таки есть справедливость.
Боже мой! Сколько смертей, потерь, боли и предрассудков!
– Мне очень жаль, – прошептала Лео, прекрасно понимая, что ее жалость ничем не поможет Джиа. Нет – Джиа сама позаботилась о себе.
Немного погодя, после того как Джиа ушла, Лео протянула руку и взяла с прикроватного столика баночку с губной помадой, к которой не прикасалась после той катастрофической встречи в универмаге «Лорд и Тейлор». Открыв крышку, она вдохнула чудесный аромат жасмина и пиона. Она окунула палец в бархатистую субстанцию, мягкую и шелковистую, светло-вишневого оттенка, который выглядел бы вполне уместно посреди любой роскоши. Так что да, в этом мире еще осталось место для красоты, радости и даже божественного провидения. Как и для ее ребенка.
