Лео вздохнула; ей не хотелось расстраивать Джоан этой историей. Лицо подруги осталось невозмутимым, как если бы она привыкла к худшим запахам и ей было не в новинку видеть некогда властных и ухоженных женщин лежащими в тишине замкнутого пространства. Как бывало всегда, при виде Фэй Лео подумала, что та очень похожа на умирающего Бенджамина. Раньше, в самом начале, Лео пробовала кричать, чтобы понять, как отреагирует Фэй, но та даже не шевелилась, и постепенно Лео убедила себя в том, что Фэй не притворяется и что чувство вины и угрызения совести уничтожили все, что прежде делало ее человеком.
– Я не могу спросить ее об этом, – прошептала Лео, пятясь к выходу из комнаты, а потом и спускаясь по лестнице.
Схватив сумочку, она поспешно выскочила наружу, где принялась широко открытым ртом хватать воздух, но тот был влажным, и лучше ей не стало. Ей хотелось присесть на ступеньку, но если ее увидят соседи, то непременно сбегутся и начнут суетиться вокруг бедной вдовы, имеющей столько денег, но ни единой живой души, которую она могла бы полюбить. Лео знала, что говорят за ее спиной; об этом без стеснения писали газеты, но она лишь пожимала плечами и возвращалась к своему рабочему столу, чтобы придумать очередной продукт, добавив его к обширному ассортименту «Ричиер Косметикс».
Лео прижала руку ко рту, чтобы не расплакаться. Что, если Алиса Форсайт и впрямь была той, кого она всем сердцем стремилась полюбить? Она должна выяснить, кто мать Алисы. А уже потом она решит, рассказывать или нет Эверетту о том, что узнает.
Глава двадцать вторая
Алиса Форсайт высоко подняла ногу, держа ее на весу и стремясь не опустить ни на полдюйма. Каждая жилочка в ее теле дрожала от напряжения, и она решила, что, наверное, больна. Одна за другой, словно в замедленной постановочной съемке, ноги балерин опускались на пол, и только Ирина и Алиса не сдавались, держа ноги над головой. А еще, как ей показалось, нога у Ирины нисколечко не дрожала.
Алиса почувствовала, как по спине у нее течет пот, срываясь каплями с ее лица на пол, но она держалась, держалась, держалась, глядя перед собой и не видя уже ни комнаты, ни зеркала, ни пола, ни белых стен, ни балетных станков, ни балерин во влажных трико. Она глядела в никуда, где не было боли, безумного напряжения мышц и необходимости держаться.
Она почувствовала, как нога ее немного опустилась, и напрягла последние силы, чтобы если не вернуть ее в прежнее положение, то хотя бы удержать в нынешнем, но одного желания оказалось недостаточно, и нога ее рухнула вниз, как и у Ирины, кстати. «Вот только кто сдался первым?» – спросила себя Алиса и со вздохом опустилась на пол. Но Баланчин
[8] непременно скажет об этом.
– Примой станет Ирина или Алиса. Вы можете быть свободны, – объявил Баланчин.
Улыбку Алисы никак нельзя было назвать беззаботной. Она уткнулась лицом в колени, чтобы скрыть ее, и непременно исполнила бы каскад больших прыжков, если бы не знала, что нельзя выставлять свои чувства напоказ. Она уже собралась встать, когда вновь услышала голос Баланчина.
– Это – Джесси Валеро. Наш новый премьер для гала-представления. – С этими словами, которые произвели эффект разорвавшейся бомбы, Баланчин вышел из комнаты.
Новый премьер? Алиса услышала, как по комнате разлетелся шепот ненависти. Особенно усердствовал Пьер. Ведь теперь у него появился соперник, как и у Алисы. Новый танцор и не подумал поклониться или иным образом выразить свое отношение к ним. Он просто стоял и смотрел на них, словно предлагая бросить ему вызов и оспорить его право вот так ворваться в Школу американского балета в качестве премьера всего за месяц до гала-представления. Но все предпочли промолчать. Не в традициях балетной труппы устраивать свару на людях. Угрозы озвучивались свистящим шепотом, перед зеркалом в раздевалке, так что жертва всегда видела отражение того, что происходит, но никогда – реальную картину.
«А он ничего, этот Джесси Валеро, симпатичный», – подумала Алиса, искоса поглядывая на него. В нем не было и следа этой русской бледности, как у большинства танцоров. Кожу его покрывал ровный загар, и она решила, что, судя по фамилии – Валеро, – у него в роду наверняка были итальянцы. Глаза у него были темные, сложение – крепкое и худощавое, а рост – высокий; он был выше всех остальных мужчин в зале. Валеро скользнул взглядом по лицам и встретился с ней взглядом, и она отвернулась, смутившись, словно застигнутая врасплох за каким-то постыдным занятием.
– Я покажу тебе, где у нас что находится. – Ирина быстро подошла к Джесси и одарила его своей царственной улыбкой.
– Хорошо, – ответил тот, и улыбка Ирины сменилась самодовольной ухмылкой, когда она увидела, что Алиса наблюдает за ними.
Алиса взяла полотенце и стала вытираться им, помимо воли глядя на свое отражение в зеркалах вокруг, – лицо ее раскраснелось после репетиции, словно тыква на Хэллоуин со свечой внутри, на балетном трико расплывались пятна пота после интенсивных упражнений, а волосы выбились из аккуратного узла на затылке и неопрятно торчали во все стороны.
А ведь когда-то она наивно полагала, что балет – это так эффектно! Теперь-то она знала, что балерине приходится вкалывать ничуть не меньше сборщика мусора, чтобы заработать себе на хлеб. Весь этот год, после того как театр «Метрополитан Опера» буквально выставил за дверь Баланчина и его танцоров за чрезмерное увлечение экспериментами, ее работа в основном заключалась в выступлениях в бродвейских шоу, которые он ставил сам. Это было совсем не то, о чем она мечтала, и она продолжала заниматься только из-за гала-представления в конце месяца. А потом – все, ее обучение завершится, и она сможет сама выбрать балетную труппу и зарабатывать настоящие деньги. Но только в том случае, если ее выберут примой, она окажется в центре внимания и рекрутинговые балетные компании возьмут ее на заметку. Несколько минут она выполняла простые упражнения на растяжку, чтобы остыть, после чего вышла из репетиционного зала.
– Алиса, это пришло для тебя.
Наталья, помощница Баланчина, протягивала ей конверт.
– Бери его, пока Баланчин не решил, что ты используешь его балетную труппу в качестве персонального почтового отделения.
– Спасибо. – Алиса улыбнулась подруге.
– Примой будешь ты, – сказала Наталья, пожимая Алисе руку. – Ты, а не Ирина.
– Очень на это надеюсь.
Алиса отдала балету всю себя, посвятив ему даже детство; она поступила в балетную школу вопреки желанию своей матери, которая хотела, чтобы она вышла замуж за Робби Остина и обзавелась кучей детишек, а ее амбиции полагала свежевыпавшим снегом, который быстро тает, не оставляя после себя даже следов. Алиса со вздохом вскрыла конверт.
