Румянец на лице Алисы стал еще жарче.
– Очень.
– Красивее Робби?
Алиса рассмеялась.
– Я ушам своим не верю, что вы расспрашиваете меня о таких вещах! Но да, он намного красивее. Темные волосы, темные глаза. Думаю, он итальянец.
Лео окинула взглядом ярко-рыжие волосы Алисы, подчеркивающие яркость ее сине-зеленых глаз.
– Вы с ним составите отличную пару. Быть может, мы даже сможем сделать снимок па-де-де для нашей рекламной кампании?
– Я ни за что не стану просить его об этом.
– А вам и не придется. Я сама это сделаю. И тогда станет понятно, на самом ли деле он такой очаровательный, каким выглядит.
– Правда?
– Правда.
По лицу Алисы было видно, что она не верит своему счастью.
– Знаете, я лучше пойду, чтобы не начать подпрыгивать и визжать, как девчонка. – Алиса подалась вперед, чтобы поцеловать Лео в щеку. – Я дам вам знать, что скажут мои родители.
– Удачи! – крикнула ей вслед Лео, когда Алиса вышла из салона и вприпрыжку припустила вниз по улице.
А потом Лео уперлась лбом в стекло и прошептала: «Какого черта я делаю?»
* * *
Едва успев открыть входную дверь, сжимая письмо Лео в руке, Алиса сразу поняла, что отца нет дома, а вот мать на месте. В воздухе прямо-таки ощущались некие вибрации или волны; каждый из них оставлял после себя эхо, отец – звонкую гармоничную мелодию, а мать – перезвон кимвалов, готовых нанести удар.
– Ты дома. – Матти Форсайт, покачивая бедрами, спустилась по лестнице в свойственной ей манере, приковывая к себе внимание и выставляя напоказ все изгибы зрелой фигуры в обтягивающем костюме из черной и леопардовой кожи.
Алиса попыталась сунуть в карман письмо Лео.
– Что это там у тебя? – осведомилась Матти медоточивым тоном, под которым скрывалось острое, как у осы, жало. – То, что ты не хочешь мне показывать? – Она требовательным жестом протянула руку, не переставая улыбаться.
Алиса неохотно вручила ей письмо.
Глаза Матти загорелись, когда она прочла его, и на мгновение Алиса решила, что была слишком плохого мнения о матери. Ведь, став звездой рекламной кампании, она даст повод для гордости в кругу тех дам, с которыми мать обедает. На губах Матти заиграла улыбка, но следующие слова тут же стерли ее.
– Этому письму, как и его автору, самое место в мусорной корзине, – заявила Матти.
Раньше в таких случаях Алиса всегда отступала. Но ведь только сегодня она говорила Лео о том, что хочет быть сильной и смелой.
– Пожалуйста, – сказала она, тут же возненавидев себя за умоляющие нотки в голосе.
Входная дверь за спиной Алисы распахнулась, и она повернулась на месте, схватив отца за руку.
– Пожалуйста, папочка, ты не мог бы прочесть письмо?
– Что здесь происходит? – Эверетт Форсайт погладил дочь по щеке и перевел взгляд с нее на Матти.
– Да, ты обязательно должен прочесть это письмо, – с улыбкой заявила Матти, словно предвкушая грандиозное веселье.
Алиса с тревогой всматривалась в лицо отца, пока он читал письмо, стиснув руки в умоляющем жесте. Ей отчаянно хотелось, чтобы он успокоил мать и встал на сторону Алисы, как бывало всегда.
Но он лишь вздохнул и несколько раз сложил письмо, отчего оно превратилось в крошечный квадратик бумаги.
– Твоя мать права, – сказал он, глядя почему-то на Матти, а не Алису. – Ты не можешь сделать этого.
– Почему? – взорвалась Алиса, когда Матти ленивой походкой направилась прочь. – Почему? – прошептала она вновь, глядя на отца полными слез глазами и не веря своим ушам.
Эверетт прижал палец к губам.
– Ш-ш, – сказал он. – Позволь мне для начала съездить к Лео… миссис Ричиер. А потом, когда я выясню все подробности, мы вместе примем решение.
– Спасибо, – сказала Алиса. – Я знаю, если ты поговоришь с Лео, она сумеет убедить тебя.
Но отец мрачно проронил:
– Посмотрим, – после чего вышел из дома.
* * *
– Какого черта ты творишь?
Через три часа после разговора с Алисой Лео поднималась по ступенькам своего дома, но споткнулась и едва не упала. У входной двери ее поджидал Эверетт.
– Ты сама просила, чтобы я оставил тебя в покое, – сказал он. – И я так и сделал. Но теперь ты прислала письмо моей дочери.
Лео еще никогда не видела его в таком гневе. А сама она настолько растерялась, застав его здесь и слушая его голос впервые за пятнадцать лет, что не могла вымолвить ни слова.
– Почему ты обратилась к Алисе? – Голос Эверетта был холоден как лед.
Господи, да он же ненавидит ее! По крайней мере, такой вывод можно было сделать из его слов и тона, которым они были сказаны.
– Я… – начала было она.
– Что?
Как сказать ему об этом? Как сказать ему что-либо, когда он явно пребывает в бешенстве и когда стало ясно, что у него не осталось к ней никаких чувств? Но слова слетели у нее с губ, прежде чем она успела прикусить язык:
– Мне надо рассказать тебе кое-что.
Он ждал продолжения, пожирая ее гневным взглядом, но она не могла заговорить с ним здесь и сейчас. Она должна быть совершенно спокойна, чтобы рассказать ему обо всем, а сейчас Лео чувствовала себя неподготовленной настолько, что боялась все испортить окончательно, после чего он уйдет, ни разу не оглянувшись. А она останется, чувствуя себя совершенно опустошенной.
Лео быстро проговорила:
– На площади Юнион-сквер есть торговый автомат Хорна и Хардарта. Давай встретимся там завтра в шесть утра, когда оба немного успокоимся.
Эверетт повернулся и зашагал вниз по ступенькам. Он уже ступил на тротуар, когда она окликнула его:
– Ты придешь?
– Не знаю, – ответил он и скрылся из виду.
Глава двадцать третья
Войдя внутрь, Лео начала медленно приходить в себя, словно пришивая руки и ноги на место и натягивая кожу на кости. Она обнаружила записку от Джоан, в которой та извещала ее о том, что оставалась с Фэй до тех пор, пока та не заснула. Лео не сдержала вздох облегчения: раз Фэй спит, ей не придется подниматься к ней, чтобы узнать, как у нее дела. В записке речь шла еще и о том, что Джоан удалось уговорить Фэй выйти из комнаты и что кто-то позвонил Фэй. Лео, не веря своим глазам, в изумлении уставилась на клочок бумаги. Фэй больше ни с кем не разговаривала – во всяком случае, не разговаривала с ней. К тому времени, когда Лео возвращалась домой, она уже неизменно пребывала в пьяном забытье, и Лео не без оснований полагала, что именно так она и проводит все свое время.
