– Можем на этом и остановиться, если хочешь. Что бы мы ни обнаружили, кому-то обязательно причиним боль, а тебе столько пришлось выстрадать за прошедшие годы, что, пожалуй, будет лучше… – На последних словах голос Эверетта дрогнул и сорвался. – Оставить все как есть.
– Ты действительно веришь в это? – мягко поинтересовалась Лео.
Он покачал головой.
– Но я сделаю так, как ты хочешь.
– Я хочу узнать правду. Мы должны узнать ее.
Глава двадцать шестая
Алиса спешила в Школу американского балета, и радостные предчувствия переполняли ее. Сегодня был ее день! Ее с Джесси непременно выберут ведущими танцорами на предстоящем празднике.
В коридоре толпились танцовщики, глядя на доску объявлений. Значит, состав был уже подобран. Алиса протиснулась в первый ряд и только тут заметила, как при ее появлении оживленная болтовня стихла и все уставились на нее. Похоже, она добилась своего. Она пробежала глазами отпечатанную на машинке страничку и увидела в самом верху имя Джесси. На лице ее расцвела широкая улыбка. А потом сердце у нее остановилось. Чуть ниже, под фамилией Джесси, она прочла фамилию Ирины. Не свою. Та значилась еще ниже как солистка. Алиса отвернулась от доски объявлений. Рядом, буквально в двух шагах, стоял Джесси и смотрел на нее.
– Алиса, – сказал он.
Она покачала головой и быстрым шагом, не глядя по сторонам, прошла по коридору и выскочила на улицу. Джесси следовал за ней по пятам. О чем она только думала? Что она действительно станет балериной? Что сможет твердо стоять на ногах? Это дано лишь немногим избранным, а она не входит в их число.
– Алиса, – вновь окликнул ее Джесси. – Это ничего не значит.
– Тебе легко говорить, – огрызнулась она. – Твое место на гала-концерте никто и никогда не оспаривал. Ты здесь для того, чтобы прославить имя Баланчина и заполучить место в американской балетной компании, пока не сможешь без опаски вернуться в Европу. А у меня такой возможности нет. Мне обязательно надо было стать примой-балериной.
– Я знаю, – мягко сказал он.
Алиса понимала, что злится не на того, на кого следовало бы, но ничего не могла с собой поделать.
– Я должна держаться от тебя подальше. Ты занимаешь слишком много места в моей голове. Вчера на репетиции я танцевала с тобой так, словно меня уже назначили ведущей балериной. И потому я не прикладывала столько сил, сколько должна была.
– Ты всегда прикладываешь больше сил, чем нужно. На репетиции было легко, потому что мы с тобой хорошо танцуем вдвоем. Но это не значит, что нам на самом деле все давалось легко. И ты сама знаешь, что Баланчин решает, кому быть ведущим, не после одной-единственной репетиции.
– Ага, теперь ты хочешь сказать, что я постоянно танцую плохо? Что вчерашняя репетиция была всего лишь одной из многих в череде выступлений ниже плинтуса?
Сейчас Алиса могла думать только о своей матери, о змеиной улыбке Матти, которая заиграет у нее на губах, как только она узнает, что Алиса потерпела неудачу, и о том, как Матти примется унижать ее, если она вернется домой, потому что больше жить ей было негде.
– Нет, конечно!
– Сейчас мне надо шлифовать свой танец больше, чем когда-либо, – заявила Алиса. – Мне нужна работа. Мне негде и не на что жить. Я должна вкладывать все силы в репетиции. Я больше не могу встречаться с тобой вне стен этого здания.
Она развернулась и решительно зашагала обратно. Какой же дурой она была! Вчера она весь день думала о Джесси вместо того, чтобы отрабатывать выворот стопы. И вот теперь неуместная увлеченность Джесси Валеро обошлась ей слишком дорого.
В раздевалке при ее появлении воцарилась тишина. Ирина выглядела такой счастливой, какой была бы на ее месте Алиса, если бы Баланчин остановил свой выбор на ней.
– Мои поздравления, Ирина, – сказала Алиса и наклонилась, чтобы снять туфли. Слова эти дались ей с неимоверным трудом.
– Спасибо. – Ирина улыбнулась.
Вскоре началась репетиция, и Алиса стала исполнять свою часть. Она совершила ошибку в двойном фуэте, делая все не вовремя и невпопад. Ирина же, подметив, что Алиса сегодня сама на себя не похожа, выдвинулась в центр комнаты и безупречно исполнила все повороты. Четыре раза подряд. Остальные танцовщицы захлопали в ладоши.
– Проклятье, – проворчала себе под нос Алиса, с такой силой вытирая с шеи пот полотенцем, что кожа у нее покраснела. Она старательно избегала смотреть на Джесси, да и на всех остальных тоже, чтобы они не стали свидетелями ее позора.
Когда пришло время для сольного танца Джесси и Ирины, она с остальными танцовщицами села на пол и стала наблюдать. Ирина была хороша, в этом не оставалось никаких сомнений; несмотря на душивший ее гнев, Алиса не могла отрицать очевидного. Ирина казалась легкой, как пушинка, и выглядела так, словно и впрямь танцует на горячих углях, к чему их неизменно призывал Баланчин. Но, как иногда случается у танцовщиц даже такого уровня, со стороны было видно, что она напряженно думает о том, что делает, вместо того чтобы полностью отдаться музыке и позволить ей вести их обоих.
– Экспрессия идет от танцевальных шагов, которые ты совершаешь. Не надо стараться подчеркивать ее специально. Эмоция уже присутствует в самом танце изначально, – сказал Баланчин, обращаясь к Ирине, которая в ответ послушно кивнула.
Но Алиса по-прежнему видела разрыв: тело Ирины так и не стало тенью каждой ноты. Все свое внимание она обращала исключительно на технику – в которой, как скрепя сердце вынуждена была признать Алиса, она превосходила всех остальных в зале. А ведь до концерта оставалось еще целых две недели. Ирина вскоре в совершенстве отработает все свои па, и тогда в танце, без сомнения, проявятся и чувства.
Как только репетиция закончилась, Алиса бегом бросилась в комнату для переодевания и втиснулась в платье, даже не дав себе труда вытереться полотенцем. Выходя наружу, она прошла мимо репетиционного зала, откуда до нее донеслись чьи-то голоса. Это были Джесси и Ирина, оставшиеся на дополнительное занятие. А потом голоса смолкли. Дверь была прикрыта неплотно, и, пробегая мимо, она заметила, что танцовщики замолчали, потому что целовались.
Алиса прижала ладонь ко рту, чтобы не ахнуть во весь голос. Как могло случиться, что всего через несколько дней после полного взаимопонимания, которое они испытывали на Кони-Айленде, Джесси опустился до поцелуев с Ириной? Но тут резкий звук, донесшийся из репетиционного зала, заставил ее вздрогнуть; это был голос Джесси. Голова у нее от увиденного шла крýгом, и поэтому слов она не разобрала, но ей следовало бежать отсюда как можно быстрее, пока он ее не заметил. То, что он целовался с Ириной, было плохо само по себе, но дать ему знать, что она стала свидетельницей этого поцелуя… Нет, такого унижения Алиса точно не вынесла бы.
Она заставила себя шагнуть к двери, хотя ноги не слушались ее. Заставила себя выйти на улицу, в душный августовский полдень, и здесь могло показаться, что горячий румянец у нее на лице и влага на щеках были следствием жары, а не уязвленной гордости. Если только она сумеет добраться до дома Лео, то сможет забыть о том, что видела.
