– Не стоит, – тихо сказал Темный. Его, похоже, совершенно не беспокоило, что стоящий перед ним человек вооружен и готов на все.
– Подумай, что тебе будет за нападение на офицера Службы безопасности реактора. Мы – ваши кормильцы, так что знай свое место.
Темный пошел к машинам. Дмитрий мог только скрипеть зубами и сжимать в побелевших пальцах пистолет. Офицер обернулся.
– Это не ваше дело. Так что советую держать язык за зубами. Сейчас времена темные. Все что угодно может случиться. И с кем угодно. Даже с сержантами. – И, приблизив свой противогаз почти вплотную к Диминому лицу, прошептал: – Или с их беременными женами.
Зорин задохнулся.
– Ах ты, с…
Темный предостерегающе поднял палец.
– Осторожно. Оскорбление тоже считается.
Дмитрий замолчал. Темный кивнул.
– Вот так.
Он обернулся к своим.
– По машинам!
Секунда – и «Хаммеры», обдав полицейских гравием и пылью, рванули в сторону реактора.
Анатолий подошел к Зорину. Тронув его за плечо, сказал:
– Пойдем отсюда. Вам домой пора.
Тот резко обернулся и изо всех сил врезал кулаком по панорамному стеклу противогаза. Стекло треснуло, но выдержало. Проводник от неожиданности упал на землю. Тут же поднял руку, сдерживая дернувшегося было Леху.
Дмитрий плюнул рядом с лежащим пограничником.
– Да пошел ты!
Глава 5. Лишние свидетели
Обратно шли молча. Первым широкими быстрыми шагами шел Зорин. Так погано Дмитрий себя еще никогда не чувствовал. Так, наверное, чувствуют себя женщины, подвергшиеся насилию. Хотелось поскорее уйти подальше от этого места. Уйти и никогда больше не возвращаться, вообще не вспоминать о случившемся. Егор еле поспевал за командиром. Пограничники шли последними, сжимая оружие. После отъезда Темных они притихли, понимая, что лишились определенной защиты перед выведенными из душевного равновесия полицейскими.
Заходить в штаб Зорин с Плаховым не стали. Остановившись недалеко от входа, Дмитрий бросил:
– Моих сюда пришли.
Анатолий кивнул и направился к двери. Потом остановился.
– Ты, это, зла не держи. Нам с ними дружить надо. И не трепись, а то я тоже…
– Пошел ты! – оборвал его Зорин. Пограничник замолчал и скрылся в тамбуре. Вскоре остальная группа вышла наверх.
Они побрели обратно по тому же маршруту. Через десять минут молчания Витя спросил:
– Что там было?
– Ничего, – ответил Дмитрий.
– Ничего? По вам не скажешь.
Остальные шли рядом, прислушиваясь.
– Хоть нашли их?
– Нашли.
– И что?
– Передали Темным.
– И?
Зорин взорвался.
– Иди на фиг, Витя! Такой любопытный, шел бы с нами! Че докопался до меня?! Иди домой, наслаждайся цивилизацией. Тебе эти козлы полную розетку электричества подарили, соси, не захлебнись!
Егор обнял командира за плечи, пытаясь успокоить. Опешивший Витя отошел в сторону. Остаток пути прошли в полной тишине. Так же молча переоделись, молча разбрелись по домам. Дмитрий только поднялся к Захарчуку, но застал того спящим за столом. Решив не будить, он оставил на столе записку: «Нашли. Три дня выходных».
Когда он вышел из РОВД, друг ждал его на лестнице. Они пошли по старому маршруту, по улице Советской.
– Рассказал? – спросил Зорин.
Плахов покачал головой:
– Нет. Постоянно перед глазами стоит, а говорить об этом не хочется.
– Не хочется, – эхом повторил Дмитрий.
Некоторое время шли молча.
– Что-то на душе муторно, – сказал Егор.
– Ага, – ответил Дима, понимая, к чему клонит друг.
– Пойду я в «Комбат». Ты со мной? Тем более у нас три дня выходных. Заслужили.
– У нас и сегодня выходной, забыл? – возразил Дмитрий.
– Так со мной или нет?
Зорин подумал пару секунд.
– С тобой, – ответил он наконец, – только домой заскочу, предупрежу.
– Давай, предупреждай, – и как-то грустно друг добавил: – Хорошо мне, сам себе хозяин, никого предупреждать не нужно.
Дмитрий не знал, почему согласился на предложение Егора. Не в его привычках было заливать проблемы алкоголем. Но сейчас он чувствовал, что ему непременно надо выпить. Зорин раз за разом переживал тот бессильный ужас, когда пули впивались в тело испуганной, беззащитной девочки, и то чувство унижения, когда его, как помойную шавку, поставили на место. Сегодня ему надо было просто вырубиться.
Войдя к себе в каморку, он остановился в дверях. Лена читала какую-то книгу при свете керосиновой лампы.
– Ну, и что сегодня было? – спросила она, не отрываясь от книги.
– Людей искали, – ответил Дима.
– Нашли?
Перед глазами Зорина снова встало изрешеченное пулями тело девочки.
– Нашли.
Нечто в его голосе заставило ее обернуться. Она отложила книжку и подошла ближе.
– Что-то случилось?
Дмитрий кивнул.
– Случилось.
– Хочешь рассказать?
Он покачал головой.
– Нет. Не стоит, я думаю. Может, потом.
Они постояли молча.
– Ты сейчас куда-то пойдешь?
– Да. С Егором. Проветриться надо.
Лена кивнула, отойдя в сторону.
– Ну, иди.
– Не обижаешься?
– Нет. – Она погладила его по небритой щеке.
Зорин обнял жену.
– Спасибо.
Она легонько оттолкнула его.
– Иди. Егор заждался.
Уже в коридоре Лена окликнула его.
– Дима.
Он обернулся.
– Что?
– Ты мне расскажешь, что случилось? Потом, когда сможешь.
– Обязательно, любимая.
Они сидели в баре уже часа два. «Комбат» обслуживал исключительно сотрудников Службы органов правопорядка – бесплатно, за отработанные трудочасы. Больше в этот бар никто не заходил, ибо для гражданских лиц существовал комендантский час, погранцам ходить сюда было далековато, а Темные, похоже, вообще не пили алкоголь. По крайней мере, никто их пьяными или подвыпившими не видел. Вообще, алкоголь находился на особом контроле у властей города, и разрешение на его употребление выдавалось только по предварительному запросу – на праздники, дни рождения, Новый год или поминки. До введения «государственной» монополии на выпивку город чуть не вымер из-за массового алкоголизма. Люди, попавшие в стрессовую ситуацию, глушили все, что могло гореть. Куча народу погибла, траванувшись неизвестно чем. Другие просто валялись, не в состоянии ничего делать. Любые работы прекратились. Если бы тогда Захарчук и остальные начальники не взяли людей в ежовые рукавицы, то сейчас вряд ли бы кто-то остался в живых в городе. Дмитрий всегда был равнодушен к спиртному, поэтому он помнил этот период коллективного протрезвления народа. Толпы страждущих, как зомби, бродили по улицам, спрашивая друг у друга, нет ли чего выпить. Того, кто что-то находил, прилюдно пороли на площади, вспоминая практику Петра Первого. В норму народ пришел примерно через год. Смирился с таким положением вещей – через два. Теперешнему отношению рабочего и прочего люда к спиртному позавидовал бы сам Леонид Ильич.
