– Хорошо. Авиаторы сегодня летали над Сортавалой и подтвердили уничтожение склада. Карта тоже довольно занимательная. Сверли дырку для ордена.
– Служу трудовому народу, – вытянулся Никита в струнку.
– Сегодня и завтра можешь отдыхать…
Прошло три недели с момента его возвращения из Сортавалы. После небольшого отдыха началась обычная служба охраны тыла. Все больше финских диверсионных групп просачивалось в тылы 8-й армии. Никите с его взводом удалось уничтожить две такие группы. Сейчас они гнались за третьей. Финские диверсанты напали на грузовики, перевозившие раненых, полностью уничтожив всех до единого.
Финская диверсионная группа состояла из сорока человек. Опытные лыжники быстро уходили от пограничников. Два раза они оставляли кукушек, но Никита сумел их заметить раньше и уничтожить с дальнего расстояния. Он теперь без труда сканировал пространство, замечая любого человека на расстоянии шести километров. Его мастерство хождения на лыжах также выросло.
– Скоро стемнеет. Я пойду в отрыв и постараюсь их опередить. А вы продолжайте преследование, – приказал он Алексееву.
– Добро, – тяжело дыша, ответил его зам.
Пробежав три километра на лыжах, Никита нашел большую сосну, снял лыжи и прижался к дереву спиной, восстанавливая силы. Сканирование показало, что финский отряд устроил засаду. Пройти по тропе можно было только через узкий мостик, а сбоку нависали скалы. Идеальная ловушка.
Поджидая отставших пограничников, Никита быстро вычертил схему местности в тетради, которую носил в планшете. Вскоре появились пограничники. Он дал им десять минут на приведение дыхания в порядок. Пар, исходивший от них, был заметен снайперам издалека. Тем временем он поделился своим замыслом с Алексеевым и сержантами.
Спустившись в овраг, чтобы его никто не видел, Никита прыгнул в тыл основной группе финнов. Первые пули полетели в пулеметчика и командира отряда. В этот же момент в бой вступили пограничники. Через двадцать минут все было кончено. Погибло два пограничника. Один получил ранение в живот осколком гранаты. После того как санитар обработал пострадавшему рану, Никита незаметно усилил ему регенерацию. Положив раненого на санитарные сани, отряд направился в медсанбат. Часть группы осталась возле места побоища ждать машину для вывоза убитых, пленных и оружия.
Отдав раненого хирургам, Никита и Алексеев отправились в штаб, где и доложились Храброву о выполнении задания.
– Сильно устали? – спросил озабоченно майор.
– Есть немного, – ответил Никита. – Целый день с финнами в казаки-разбойники играли.
– Потом отдохнете. Сейчас мы должны помочь нашей контрразведке разобраться с неудачными действиями 204-й воздушно-десантной бригады. Что? – посмотрел он на них. – Ничего не слышали?
– Мы уже несколько дней в поиске, – ответил Алексеев. – Видели в медсанбате много раненых.
– Вот и ладно. Поезжайте обратно и помогите следователям провести опрос раненых, пока их не отправили дальше.
Через двадцать минут они представились заместителю военного прокурора 8-й армии. Он собрал в тесной комнате десяток командиров и распределял задания:
– 14 февраля командир бригады полковник Губаревич приказал командирам батальонов провести рекогносцировку исходных положений для наступления. Бригада задачу не выполнила. Она практически вся разгромлена. Разбейтесь на пары. Один задает вопросы, другой все записывает. Времени мало. Раненые сразу эвакуируются дальше.
Никита с Алексеевым прошли в палату, где после операции отдыхал боец.
– Итак, лейтенант Арсен Габоев, – прочитал Никита командирскую книжку, специально для Алексеева, у которого был красивый почерк. – Расскажите, что вы помните?
– Наступление началось без артиллерийской подготовки в 5 часов 30 минут, – хриплым голосом стал отвечать Габоев. – В шесть часов подразделения батальона были уже на подходе к острову, встретив сильное огневое сопротивление с флангов. Мы залегли. Вскоре наступил рассвет. Потери увеличились. К 10 часам батальон потерял почти две трети личного состава убитыми и ранеными и в дальнейшем бой вести был не в состоянии.
– А вывести батальон вы не могли? – сдвинув брови, спросил Алексеев.
– Не было возможности. Абсолютно ровная местность, – закашлялся Габоев. Связные рот уничтожались фланкирующим огнем противника. Бойцам пришлось оставаться на льду до темноты…
– Рядовой Литов Леонид Александрович, – перешли они к следующему раненому. – Рассказывайте.
– Развернулись мы на льду красиво и пошли в наступление. Финны подпустили нас на расстояние двести – триста метров, а затем встретили сильным шквалом огня. – Литов погладил раненую ногу. – Особенно нас донимал огонь во фланг с материка. Первым упал, словно подкошенный, наш взводный, потом второй, третий… И тут в нескольких метрах от меня раздался взрыв. Больше ничего не помню.
– А вы помните, Литов, какая температура стояла? – спросил Алексеев.
– Нам сказали – пятьдесят шесть градусов мороза. А ведь верно, винтовка моя пятнадцатизарядная замерзла, даже патрон в патронник дослать не мог. А у финнов все стреляло. А я примерз ко льду. Ребята меня ночью из него вырубали. Вы не знаете, почему артиллерийской поддержки не было?
– Выздоравливайте, товарищ Литов, – сказал Никита, и они вышли из палаты…
Допросный конвейер продолжался целые сутки. На следующий день они докладывали о результатах расследования в штабе армии. В большой накуренной комнате собралось много командиров разных званий. Первым стал докладывать Никита:
– Нами выявлено, что одной из причин неудачных действий 2-го батальона является то, что было потеряно управление подразделениями. Молодой, необстрелянный командир батальона, капитан Костюченко, растерялся. Выбиваясь из сил, он старался наладить связь с ротами, но это ему не удалось сделать. А начальник штаба батальона, капитан Каргашинский был убит. Будучи тяжело ранен, Костюченко с раздробленной правой кистью продолжал атаковать противника, засевшего в блиндажах за камнями. Достоверно установлено, что Костюченко погиб смертью храбрых.
– К сожалению, это нельзя сказать о комиссаре батальона, – продолжил Алексеев. Они заранее с Никитой договорились, что о политработниках будет докладывать он. – Старший политрук проявил трусость, не достойную большевика. Он не пошел с ротами в наступление, а отсиживался в тылу, не зная, что делается в батальоне. – Алексеев достал новый лист. – Политрук 4-й роты лейтенант Севастьянов рассказал, что выступление на исходные позиции батальона прошло неорганизованно. Был потерян минометный взвод. Вскоре минометчики вышли на исходные позиции, но без мин. Секретарь комсомольской организации батальона так отзывался о батальоном комиссаре Зубкове: «От комиссара я убежал, мне надоело отсиживаться с ним за камнями, и место мое было в бою. Ему комиссар бригады Боучилко приказал немедленно отправиться в батальон и вместе с комбатом Костюченко навести порядок в батальоне и перейти в атаку. Вместо этого он прибыл в медпункт в сопровождении двух бойцов, заявив: «Я ранен». Его рана легкая, подозрительная. Сделав перевязку Зубков немедленно отправился в госпиталь».
