– Английские, – ответил Сергей и отправился развешивать стираное белье.
– Чего они так взбаламутились? – задал он мне вопрос чуть позже. – Никогда не видели, чтобы парень стирал?
Я, покопавшись в памяти, с удивлением узнал, что стирку здесь устраивают раз в месяц. Чаще смысла не видели. Помогает Маруське одна вдова, Катерина, живущая неподалёку. Свой колодец у Ситниковых был, правда, вода имела странный привкус. Так что таскать издалека её не требовалось. После стирки воду выносили со двора и сливали в канаву.
Теперь я ещё думал, как обрадовать Сергея новостью, что клопов в доме заливают кипятком два раза в год – перед Рождеством и перед Пасхой. И предыдущей ночью, когда он крутился в кровати и жаловался на комаров, кусали его не они, а обычные клопы. Насчёт вшей я тоже не был уверен, что их нет. Могли быть, хотя Маруська бельё и вываривала в большом чугуне. Тоже, думаю, не стоит сразу вываливать на неподготовленного парня информацию, что вываривают вещи, чтобы не только проще их отстирывать, но и от вшей избавляться.
Пока тепло, мы использовали заросли лопуха, растущего вдоль забора, вместо туалетной бумаги. Потом, когда лопухов не станет, такими «пустяками» никто не будет заморачиваться. Нижние портки у мужиков будут в характерных пятнах. И всё это будет перед стиркой вариться в одном чане с полотенцами и нижними юбками женщин. Так что ношенные всего три дня носки здесь никто грязными не посчитал бы. От Ивана Гавриловича вообще постоянно пахнет мочой. Подозреваю, у него с почками проблемы. По малой нужде часто бегает. Маруська ему заваривает спорыш, но это не помогает. А других медикаментов просто нет. Различных инфекций сейчас так много, что за гигиеной нужно следить особо тщательно, но как об этом расскажешь семье купца? Серёга ещё может себе позволить мыть руки перед едой. А на меня уже косо смотрят.
Маруська вечером, как прибралась по хозяйству, вышла за ворота посидеть на скамейке с соседкой, семечки полузгать, заодно обсудить нового постояльца у купца Ситникова. Я не удержался и решил подслушать. Высунулся в окно и внимал разговору. Бабский трёп был, в основном, насчёт того, что на всю эту господскую блажь много денег расходуется. Мол, я тоже уже перенял манеры у Сергея Павловича и столько мыла извёл, что просто жуть! Во всяком случае, подозрений ни моя личность, ни Сергея не вызывали. Вот и хорошо.
Пока я шпионил за Маруськой, Серёга посетил «удобства во дворе», затем заглянул в конюшню.
– Николай, а лошади у купца здоровые? – задал он мне странный вопрос, когда вернулся.
– Вполне, – не понял я, что его смутило.
– Мне показалось, у коней вздутие животов. Выглядят толстыми.
– Всё верно, – согласился я. – Это престижно иметь хорошо откормленную лошадь. Считается, что она сильнее, да и достаток хозяина демонстрирует.
– А для чего дед гриву им квасом мазал и заплетал? – продолжил Серёга расспросы.
– Тоже мода, – заверил я. – Завтра поутру расплетёт, расчешет, будет как у женщин после бигуди – волнистая и красивая грива.
– Дурдом, – пробормотал Серёга и двинулся в спальню. – Мне сапоги нужно купить, – поморщился он, стягивая те, что носил эти дни. – В носках ещё ничего, а с портянками твои жмут.
– Сапоги рублей пять стоят, – заметил я. – Рулетку придётся продавать.
– Продадим, – зевнул Сергей, устраиваясь на кровати. – Ты придумал ещё что-нибудь о бизнесе?
– Ничего определённого. Знаю, что аспирин ещё не изобрели, но насчёт технологии не в курсе. Хотя ивы, из которой получают сырьё, по берегам Кубани много растёт.
– А я посмотрел, как Маруська семечки жарит, вспомнил рецепт халвы.
– Не самый ходовой товар, да и большие объёмы мы не потянем, – раскритиковал я идею.
– Тогда завтра отнесём в редакцию газеты «Кубанские областные ведомости» стихи. Я «Что такое осень» Шевчука написал на листок. Тебе нужно переписать со всеми ятями.
– Думаешь, много заплатят? – усомнился я.
– Ну с чего-то же нужно начинать? – резонно заметил Сергей. – Подвал бы ещё вскрыть…
Но ни в подвал ночью, ни в редакцию газеты мы не попали. Для выдёргивания проушин нужен был инструмент, и я его не смог раздобыть. А на следующий день мы первым делом отправились продавать рулетку. Долго торговались, чтобы получить достойную цену. Купца, которому мы продемонстрировали это «чудо инженерной мысли», смущало наличие дюймов – английской меры длины. Хотя сантиметры, которые шли параллельно дюймам, вполне устраивали.
После долгих споров и демонстраций того, как рулетка сама сворачивается, продали её за три рубля семьдесят копеек. Тому же купцу реализовали рюкзак. За него получили восемь рублей. И уже с этими деньгами отправились покупать Сергею сапоги. Шить на заказ он не хотел. Пришлось искать готовую продукцию. Приобрёл Серёга сапоги всего за четыре с половиной рубля.
Домой вернулись к обеду, быстро перекусили и занялись старой телегой. Оказалось, не то чтобы в ней сломалось что-то конкретное. Просто она была слишком старой. Колеса когда-то менялись, а всё остальное явно помнило ещё Коленькиного деда.
– Вот эти доски можно заменить, – резюмировал Сергей, – и телега для перевозки грузов ещё сгодится.
– Стойки, что выполняют роль амортизатора, тоже придётся менять, – заметил я. – Но ты прав, для груза вполне сойдёт. А для пассажиров у нас бричка имеется.
Иван Григорьевич тоже был не дурак. Хоть и причитал много, но свойственную купцам расторопность проявил. Он, оказывается, нужную древесину уже заказал. И все стенания были только по поводу того, что за работу придётся платить. А так мы с Сергеем за два дня всё, что смогли, сделали бесплатно.
Купец торопил нас, поскольку ему требовался транспорт для поездки по станицам. Дела у купца Ситникова шли не очень хорошо, даже помощника лишнего не было. Поэтому мы без возражений согласились на поездку. Серёга сразу предупредил, что с лошадьми никогда дела не имел, и Ничипора взяли управлять телегой, а Иван Григорьевич самолично правил бричкой.
Поездка получилась познавательной. О неудобствах, комарье ночью и мухах днём я рассказывать не буду, и так понятно, что даже небольшое путешествие в конце XIX века то ещё удовольствие. Нам пришлось проехаться далеко от города, чтобы найти станицы, где ещё народ не распродал семечки подсолнечника. Именно за ними мы и поехали.
Потом предполагалось, что свезём семечки на маслобойню, где отожмут масло, и уже конечным продуктом – подсолнечным маслом – будем торговать в лавке. Раньше сам купец не ездил. Но теперь нужда заставляла искать товар подешевле. Да и после не повезёт он семечки в Ейск или Лабинск на завод. Отожмёт где-нибудь поблизости полукустарным методом.
Участия в торгах я не принимал. Иван Григорьевич и сам неплохо справлялся. Мы с Серёгой снова, как два заблудившихся туриста, разглядывали «жизнь аборигенов в естественной среде обитания».
– И это ещё считается зажиточным регионом, – озвучил мои мысли Серёга. – Нищета сплошняком.
