– Не поторопились вы со стрептоцидом? – усомнился я.
– Поехать снова в Петербург получится не скоро. Месяца через три железные дороги войдут в авральный режим. Сергей велел предупредить, что год, а то и больше, не увидимся. Он воспользуется тем, что в города ринутся голодающие и появится много рабочей силы. Сколько сможет набрать – неизвестно.
Зерно Серёге в Петербург из собранных озимых уже грузилось. В качестве сопровождения я отправлял тройку особых охранников. Даже ружьё дал на всякий случай. Сергею же чем-то кормить тех рабочих надо будет. А цены через три-четыре месяца скакнут вверх.
Плохо, что цензура уже запретила любые упоминания о возможном голоде и неурожае. Все эти так называемые паникёрские настроения пресекали и будут дальше пресекать. Александр III увидит масштаб всего бедствия только в октябре. Сейчас ещё трудно судить, поскольку урожай не собран. Следующую зиму крестьяне ещё как-то переживут. Но падёт скотина, съедят все запасы, кто-то даже сэкономит на посев и потом бросит зерно в «мёртвую» землю. А в 1892 году от голода и болезней погибнут тысячи.
Мы со своим знанием из будущего предполагали как можно уменьшить людские потери. Если бы не те же цензура и запреты на распространение «паникёрских настроений», то можно было бы предупредить людей, собрать больше благотворительности, организовать доставку продовольствия в отдалённые районы.
Но голод ещё впереди. Пока же меня радостно обнимали близнецы, пытаясь рассказать сразу обо всём: о Петербурге, о поезде, об электричестве и так далее. Отпустил их к Ваське. Теперь уже могут болтать о чём угодно. Недолго. Я там и место приготовил, и работников нанял. Строители будут поднимать кирпичные стены вокруг деревянного помещения. Так что место для работы имеется.
Близнецам пришло время взрослеть.
Глава 25
Я смотрел на Ваську, Егора с Андреем и представлял, что, наверное, такими и были комсомольцы 1920-х годов. Молодые, азартные, «с пламенем в груди». Мои бывшие ученики желали вылечить весь мир, построить фабрику по выпуску лекарств и так далее. Им не нужна была всемирная слава. Они ещё не подозревают, что такое возможно. Не те цели и задачи.
Конечно, не последнюю роль сыграло моё воспитание и, так сказать, «наглядная агитация». А я всего лишь сводил близнецов в богадельню-больницу. Главного врача мой вопрос по поводу тифозных очень удивил. Заверил, что таких, слава богу, у них нет. Но нашлись больные с признаками лихорадки.
Давать разрешение на использование сомнительного препарата врач не хотел. Я предложил добровольцам дать лекарство бесплатно. Согласился один дед. Думаю, именно по той причине, что платить не нужно. Пребывание в больнице стоило шестьдесят шесть копеек в сутки и не всем беднякам по карману. Люди более обеспеченные могли себе позволить посещение врача на дому. Но медикаментов в это время практически не было. Не считать же опиум лекарственным препаратом?
В одном из первых журналов «Наука и жизнь» я написал статью об опиуме и всех остальных наркотиках. Только учёных мужей статьи какого-то купца-выскочки не заинтересовали. Мало кто вообще читал журнал. Тираж не тот. Сергей закупил оборудование в Петербурге. Даже штат нанял. Казимирова-младшего поставил управляющим. Но книги ещё не начали печатать. Только опробовали копировать «Науку и жизнь». Опять же, всё упиралось в сроки и цензуру. Даже пять тысяч экземпляров слишком мало для столицы, не говоря о стране в целом.
Переубеждать врачей долгое и неблагодарное дело. Проще самим внедрить препарат или, ещё лучше, не болеть. Зарян как-то рассказывал о медпомощи среди казаков. Для этого времени очень неплохо. Заряну когда-то давно удаляли пулю из ноги. Делать это начали на закате (так мух меньше). Дали выпить стакан водки, но могли сунуть и маковый отвар, просто не сезон был. Инструмент тщательно обработали. Вначале прокипятили в солёной воде. Затем подержали над пламенем. Тот, кто делал операцию, долго мыл руки, следом ещё водкой сполоснул. Ногу обложили льдом, чтобы уменьшить чувствительность и кровообращение. Продезинфицированными крючками рану расширили и, выкатив пулю, обработали её отварами трав, потом, вложив конский волос, зашили, а ногу зафиксировали в лубках.
Для чего нужен был волос, я не понял, и Вера Степановна просветила, что это своего рода дренаж раны. Сопровождали операцию молитвы и удары бубна, которые продолжались до утра, таким образом не давая пациенту уснуть. Медицинских показаний по поводу бубна, с моей точки зрения, не было. Скорее и в большей степени это традиция казаков.
В целом, могу сказать, самолечение казаков выглядело лучше, чем помощь страдающим в больнице, которую мы посетили. Ходили мы с близнецами в холщовых масках, закрывающих рот и нос (позже я заставил их тщательно вымыть руки с мылом). Результаты у больного дедка стали заметны уже через полчаса. Температура упала. И врач милостиво согласился принять упаковку расфасованного порошка под названием «Аспирин», хотя выражение его лица явно демонстрировало, что он этому всему не доверяет.
Я же в тот вечер толкал проникновенную речь перед близнецами:
– Представьте себе, сколько жизней спасёт ваш аспирин! Это судьбы и жизни миллионов людей…
Прошёлся по «больной теме» умерших родителей. Братьям повезло, что они остались с бабкой, когда отец и мать поехали торговать на ярмарку. Сыпной тиф свалил родителей на обратной дороге. Безусловно, аспирин не панацея, но он снижает температуру. Чем опасно повышение температуры тела, я братьям подробно рассказал.
Что-то фанатичное появилось во взгляде парней сразу после моих слов. Думаю, они начнут втюхивать всем аспирин, не дожидаясь документов из Петербурга. Сергей обещал прорекламировать то, что привезла с собой Вера Степановна. Но, опять же, на всё нужно время в этом медлительном XIX веке.
Перебивать настрой близнецов своими сомнениями я не хотел. Одобрил их желание поехать к Вере Степановне на обучение. Сам же решил проведать хутор. Васька – пацан ответственный, но ещё молодой. Мне стоило самому посмотреть, как там и что.
Тут как раз вернулись охранники, сопровождавшие зерно в Петербург. Вот с ними я и поехал на хутор. По пути завернули в Пашковскую. Душевно пообщались с Фёдором. Тот меня уже как родного привечал. Ещё бы! Я столько семян станичникам надарил! И всё это росло, зрело и радовало глаз. Оставил атаману аспирин с инструкциями, довёл информацию, что в Поволжье и на северо-востоке России грядёт голод. И это не слухи, а реальный факт, поскольку засуха уже пришла. Атаман мне поверил сразу и безоговорочно.
– Фёдор, зерно перекупщикам не продавай. Цены возрастут к весне в два, а то и в три раза, – посоветовал я напоследок.
Выехали на следующий день на рассвете. Я управлял бричкой, а охрана сопровождала меня верхом. Добрались быстро, часа за четыре. Ещё издали я оценил посадки и будущий урожай. Только сами обитатели хутора выглядели не слишком счастливо.
– Бяда, Николай Иванович! – кинулся ко мне Архип, как только я сошёл с брички. – Бяда!
