Содержанка Серёги встретила нас радушно. Сообщила, что Сергей Павлович вернётся не раньше начала ноября. Пока же мы можем полностью распоряжаться домом. С обязанностями секретаря Груша справлялась неплохо. Даже иногда отвечала на мои письма, когда Серёге было некогда писать.
С утра прибежал Аркашка. Очень уж ему хотелось похвастаться успехами в области киноиндустрии. Пообещал ещё зайти в ближайшее время.
У Склифосовского меня ждали знакомые профессора Афанасьев и Романовский. Чуть позже к нашему обществу присоединился ещё один медик, профессор Григорий Антонович Захарьин. Дедок с первых минут меня позабавил. В то, что он лечит Льва Николаевича Толстого, я ещё мог поверить, но при упоминании императора с сомнением посмотрел на Склифосовского. Николай Васильевич кратко пояснил, что императорская семья пользуется услугами профессора, вызывая его из Москвы, когда случаются сложные случаи.
– У меня ноги больные, а слуги не понимают, – жаловался Захарьин. – Я им говорю, расставьте по коридору стулья, но непременно венские, чтобы я по пути мог присаживаться и отдыхать. А они насмехаются. Поставили один стул внизу у ступеней и всё. Мне пришлось спускаться и брать стул с собой. Хорошо, действительно венский. Они лёгкие.
О тёплой обуви и валенках я тоже слушал с недоумением. С трудом представлял, как этот профессор гуляет по Гатчинскому дворцу в валенках. На фоне представительного Склифосовского или импозантного Романовского Захарьин смотрелся провинциальным врачом без манер и воспитания. Каким бы забавным ни показался мне старичок, но именно ему предстояло провести испытания изониазида на нескольких пациентах, прежде чем предложить новое лекарство царской семье.
– Говорите, уже через месяц будет улучшение? А через два – полное уничтожение палочек Коха? – вернулся к теме туберкулёза Захарьин.
– Всенепременно так, – заверил я. – Возможно, излечение не произойдёт полностью, потому курс приёма лекарства лучше повторить.
Романовского этот почётный член Императорской академии наук откровенно раздражал, но и сказать он ничего против не мог. Не тот возраст у Дмитрия Леонидовича, не те заслуги. Ему только и оставалось, что нервно теребить свои роскошные усы и выслушивать жалобы Захарьина на дворцовую прислугу.
Склифосовский позже рассказал одну байку о Захарьине, мол, тот, придя в дом господ Хлудовых, вначале разбил палкой окна, потому что они не открывались, затем вспорол перины с клопами и напоследок побил посуду на кухне, в которой хранились остатки вчерашней еды. За это всё взял гонорар в тысячу рублей.
«Наш человек», – подумал я, оценив поступки профессора.
Захарьин это подтвердил, заявив, что победоносно спорить с недугами может только гигиена!
Через два дня Склифосовский снова пригласил меня к себе домой. Очередная неформальная встреча медиков. Теперь гостем Николая Васильевича был некий Эрнест Лейден. Он тоже консультировал императорскую семью. Разговаривал Лейден исключительно на немецком языке. Может, и знал русский, но мне свои навыки не стал демонстрировать. Я же напрягся и, собрав все свои знания языка, попытался рассказать о признаках гипертрофии сердца. Дойдёт такой намёк или нет, предсказать сложно. В целом мы друг другу не понравились. Немец не доверял какому-то выскочке из глубинки России, а я не доверял профессору, консультирующему государя, именно потому, что он немец.
Николай Васильевич тонко прочувствовал обстановку. Предложил более нейтральные темы для разговора и не стал обижаться, когда я вскоре завершил свой визит, сославшись на занятость и обязательства перед компаньоном.
Вообще-то проверять завод без Серёги бесполезно. Я мог только своих бывших артельщиков поприветствовать, и не более. Пообнимался с Епишкой, похвалил его парней. Каждый из строителей имел в подчинении бригаду из местных. Помня, что я совладелец предприятия, они отчитались по поводу строительства. Из писем Серёги я был в курсе, что у нас уже имеется директор – Антонов Александр Васильевич. Серёга его нахваливал, я своего мнения ещё не имел.
Мне больше не понравилось то, что я свободно прошёл на территорию завода через распахнутые ворота. Охрана была, но меня не окликнули, как и ещё нескольких человек, идущих следом. Позже поговорил с Устином. Он у Серёги заведует типографией и магазином. Я предложил Устину напечатать бланки пропусков. И вообще здесь нужна серьёзная служба безопасности.
Почему-то на заводе ещё не было типичного для предприятий гудка. Возможно, потому, что запустили только один литейный цех, и то не полностью, но дисциплины я не заметил. Инженеры были заняты своими делами. Мастеров и начальников цехов не хватало. Народ занимался чем-то не очень сложным и без особого рвения. Рабочий день был установлен с семи утра, но на следующее утро я специально проверил, кто во сколько приходит. Опоздание на полчаса, а то и более, было в порядке вещей. Ориентировались рабочие на какие-то свои «приметы». Часов, понятное дело, ни у кого не было.
За день я сумел решить этот вопрос. Посёлок у нас отстроен рядом с заводом. Слишком громогласный гудок не требовался. Можно позже поставить помощнее. Перед окончанием рабочего дня я попросил собрать рабочих. Довёл информацию, что по первому гудку они должны пробудиться, а по второму выйти из дома. Работать начнут с третьим гудком.
На всех предприятиях Петербурга рабочий день начинался с шести утра. Но я не стал менять установленный здесь порядок, и в шесть раздался только первый гудок. А в семь ворота на завод закрыли. Мастер был заранее предупреждён и через некоторое время вышел переписывать опоздавших. Дисциплина – дело серьёзное. Здесь нельзя давать слабину. Эту тему я ещё раз обсудил с Антоновым. Пусть у нас ещё только один цех и сорок рабочих, но мы сейчас закладываем основу всему комплексу и коллективу.
В ответ услышал мнение Александра Васильевича, что производить станки в России вообще дело невыгодное. Дорого по всем показателям. Это я и без него хорошо знал, напомнил, что в первую очередь станки мы будем использовать у себя, а конкурировать с Европой и Англией сможем только качеством и уникальностью оборудования.
Насчёт уникальности я не сомневался. Аналога того фрезерного станка для нарезки зубчатых колес, который пока в чертежах, ещё нигде в мире нет. Как нет токарных автоматов и полуавтоматов. Но главное, у нас будет стандартизация. При поломке какой-то детали её можно будет заказать и заменить. Почти сразу перейдём на электродвигатели, которые тоже нужно производить самим. Пока же для изготовления этих суперстанков задействуем оборудование конца XIX века. Паровой молот, паровые машины и так далее. Сталь и чугун тоже покупаем.
– Здесь отливают станины для станков, – тем временем вёл меня по цеху директор. – Нам нужен химик на завод, – тут же добавил он. – Я пригласил трёх кандидатов. Только Сергея Павловича сейчас нет. Может, вы пообщаетесь?
– Александр Васильевич, вы отберите подходящего кандидата, а я посмотрю.
Чем дольше я ходил по заводу, тем больше осознавал, что пора отправлять сюда Артёма. Серёга уже не справляется с объёмом всего, что монтируется. Рабочих начнём набирать всё больше и больше. Нужны ещё мастера, которые будут чётко знать свой участок работ.
