– Расскажите, что вам известно.
– Она выстрелила в гражданского, который оказался в госпитале. Именно после этого случая ее в конце концов отправили домой.
– В какого гражданского?
Голос дознавателя был тихим и ничего не выражающим, но язык тела выдавал, что дознаватель сейчас очень собран. Дознавательница не спускала с Кати глаз.
– В мальчика из деревни.
– При каких обстоятельствах это произошло?
– Он забрался в госпиталь ночью. Она подумала, что это вор, хочет украсть лекарства.
– Лекарства? Не препарат FLL? – спросила дознавательница, которая теперь тоже перегнулась через стол.
– Все медикаменты находились в одном месте. – Катя попыталась припомнить, что было в рапорте. “Почему я ее защищаю?” – спросила она себя.
– Но он пришел не за лекарствами?
– Насколько я поняла, нет. Он искал еду. Она прострелила голову десятилетнему мальчику, который стащил яблоко.
Дознаватель любезно улыбнулся ей.
– Мы почти закончили! Осталось всего несколько заключительных вопросов. Понимаю, что вам тяжело, но мы должны прояснить все детали.
– Зачем? – спросила Катя.
Дознаватель-мужчина никак не показал, что услышал ее вопрос, зато спросил, не вызвать ли ей такси. Сняв трубку черного телефона, стоявшего на столе рядом с диктофоном, он вызвал машину. Катя почувствовала, что расслабляется. Дознавательница сидела молча, просматривая свои записи. Не поднимая глаз, она мягко спросила:
– Вы знали, что на острове больше одного кандидата?
– Что? – Катя вздрогнула.
– Вы это знали?
– Нет… Прошу прощения, вы уверены, что это действительно так?
Сердце у Кати вдруг застучало где-то в ушах. В чем дело? Теперь оба дознавателя, и он, и она, смотрели на нее в упор, изучали ее реакции, словно чтобы по малейшему знаку определить, говорит она правду или лжет.
– Должна ли я понимать ваш ответ так, что вы об этом не знали?
– Нет. То есть… да. Я не знала. А кто это?
– К сожалению, не могу сказать, – сказала дознавательница.
Катя машинально покачала головой.
– Но… Что случилось со вторым кандидатом?
Юн фон Пост
– Тогда я хотел бы перейти сразу к заключительной фазе операции. Поговорим о ней?
Юн вытер пот со лба, и пот тут же выступил снова. Воздух в кабинете казался спертым, скверным.
Юн сидел в светлой комнате с темными окнами и потел. Колени болели. Напротив него сидели мужчина и женщина, дознаватель и дознавательница, обоим около сорока, как брат и сестра. Их беседа выходила какой-то унылой чередой подробностей. Когда и о чем он узнал? Кто что говорил? Помнит ли он, что случилось сначала – то или это? Он отвечал, как мог, но все нетерпеливее. Председатель сказал, что ему, фон Посту, необходимо явиться, вот он и явился. Не обязательно, чтобы ему это нравилось.
Дознаватель повернулся к женщине и прошептал ей на ухо что-то, на что она кивнула, нашла на столе папку и протянула ему. Поискав что-то в папке, дознаватель положил ее на стол и стал ждать от Юна ответа.
– Если это так необходимо.
– Вы как будто хотели бы избежать разговора? – Дознаватель склонил голову на бок.
– У меня просто нет никакого желания его вести.
– Почему для вас это затруднительно?
Вопрос задала женщина, дознавательница, словно не слышала его ответа. Или проигнорировала его.
– А почему я должен хотеть снова окунуться в это дерьмо? Вы знаете, что я ни единой ночи не спал спокойно с тех пор, как вернулся с этого чертова острова? Вы меня сломали. Об этом-то вы знаете? Что вы ломаете людей?
– Мы очень благодарны вам за желание сотрудничать, – тут же механически выразил благодарность дознаватель. Юн получал подобный ответ каждый раз, когда пускался протестовать. Дознаватель продолжил: – Нам важно понять, что произошло на острове. Итак, можем ли мы сейчас поговорить о завершающей фазе операции?
– Да. Можно воды?
Дознавательница взяла графин, налила стакан и протянула ему.
– А вы не можете спросить об этом Лотту? – спросил Юн и отпил.
– Лотта Коллиандер исключена из допросного списка. Она будет отчитываться непосредственно Председателю, в штабе которого она в данное время работает, – ответил дознаватель. Дознавательница сердито глянула на него – кажется, решила, что он сказал лишнее. Юн молча протянул стакан, чтобы ему налили еще. Наливая ему воду, дознаватель спросил:
– Как вы получили инструкции от Генри Фалля?
Юн принял стакан, в три глотка осушил его и заговорил:
– Он пришел ко мне в комнату, предъявил доказательства того, что он специальный агент. Говорил больше, чем до этого на кухне, прояснил ситуацию, сказал, что дал Лотте снотворное… ну, чтобы исключить, что она не выдержит, и перенесет ее в убежище за домом, где ждут другие. Он сказал мне пойти по дорожке, вокруг дома, через кусты, вдоль скалы и спуститься в тайник под северо-западным углом дома. Что испытание проходим не мы, а Анна, и что она жива. Но теперь, когда он не может найти оружия, ситуация вышла из-под контроля, и нам следует как можно скорее перебраться в безопасное место. Фалль сказал, чтобы я спустился к кухне в конце коридора и через кухонную дверь вышел на задний двор. Он тоже скоро придет, с Лоттой – ему надо только собрать вещи.
– И как вы на это отреагировали? – поинтересовался дознаватель.
– Послушался. Что мне еще оставалось?
– Значит, вы ему поверили.
Дознаватель как будто хотел получить подтверждение. Юн поразмыслил.
– Да, его слова звучали разумно. Или во всяком случае не более неразумно, чем любые другие в такой ситуации. И какое облегчение, что Франциска… я хочу сказать, все остальные не пострадали.
Странное чувство – произносить имя Франциски. После возвращения с острова Юн несколько раз пытался связаться с ней, но снова и снова слышал одни и те же ответы. Что она занята, а потом – что она уехала за границу, “чтобы прийти в себя”. Интересно, что это значит. После Исолы он видел ее по телевизору всего один раз. Он и дознавателей о ней спрашивал, но они отвечали примерно то же: она “отдыхает” после перенесенных на Исоле переживаний. Наверное, Франциску защищает зять. Родственнице министра внутренних дел не обязательно ходить на допросы, если ей этого не хочется.
– Итак, вы спустились в пещеру. Какое там было настроение?
– Довольно спокойное. Франциска спустилась за несколько часов до меня, таким же образом. Ну и было какое-то чувство нереальности.
– В каком смысле?
– Как на Страшном суде. Ты считала людей умершими, а они вот, сидят там.
