На наклейке с адресом она прочитала: «Лючии и Пенелопе Говиндер». Отправитель: «Л. Говиндер». Опять наклейка. Кто такой этот Л. Говиндер? Родственников у них не было, только двоюродный дед, но его звали Бенно Хербст. Им с матерью написал письмо незнакомец с той же фамилией, что и у них. И отправил его в совершенно отвратительном конверте.
– Ну ладно, – пробормотала Пенелопа. – Я, пожалуй, открою. Так я хоть что-нибудь узнаю про этого Л. Говиндера.
Но тут она задумалась. Письмо было адресовано не только ей, но и маме. Имеет ли она право вскрывать его одна?
«Я только посмотрю, – решила она и немного подержала письмо над чайником. – Если я открою конверт над паром, то смогу тут же заклеить его снова, и мама ничего не заметит».
Куку мяукнула и выгнула спину. Ее хвост ходил из стороны в сторону.
– А ну, угомонись! – прикрикнула на нее Пенелопа. – Ты что, думаешь, оттуда собака выскочит?
Открыв конверт, Пенелопа заглянула внутрь. И что же? Никакого письма там не было. И даже открытки. В сером конверте лежали пять евро, и больше ничего.
– Ц-ц-ц, – покачала головой Пенелопа. – И что бы это могло значить?
– Пенело-о-о-о-опа! – разнеслось по дому. На лестнице стояла бабушка Эрлинда. На ней была белая ночная рубашка, а ее лицо было почти такого же цвета. Пенелопа поспешно заклеила конверт и сунула его вниз под остальную почту.
– Силы небесные! Что с твоими волосами? Что это с ними такое? – Бабушка смотрела на нее так, словно посреди кухни стояла не ее родная внучка, а грабитель.
Ах, ну да, конечно! Волосы-то у нее теперь рыжие!.. Из-за письма Пенелопа совсем об этом забыла.
– Хороший цвет, правда? Вот и почтальон так считает. Будешь пить чай?
– Тебя уже кто-то видел? О, небо! – простонала Эрлинда Эрк.
«Поверить не могу! – подумала Пенелопа. Она топнула ногой по деревянному полу, да так, что накопившаяся за последние несколько недель пыль клубами взвилась в воздух. – Только этого не хватало! Сначала она дрыхнет без задних ног, а потом, когда наконец соизволит встать, начинает причитать по поводу моих волос! Вообще-то могла бы и поинтересоваться, как я себя чувствую, и…»
– Мы тебя подстрижем. Сейчас принесу ножницы, – сказала бабушка и скрылась в ванной.
– Вот еще! – рассердилась Пенелопа. – Стриги, что хочешь, только не мои роскошные локоны!
И она громко хлопнула дверью. Промчавшись вниз по лестнице, она побежала через луг к лесу. Перепрыгивая через канаву, она едва не упала. «Главное – убраться подальше отсюда, – стучало у нее в голове. – Дальше, как можно дальше!»
Из леса вышел олень, но Пенелопа его даже не заметила. Она неслась по мокрой от росы траве, и ноги ее мелькали так быстро, словно она летела по воздуху, не касаясь земли. За спиной у нее развевались огненно-рыжие волосы, сияя на солнце, как розовое золото.
6
Серость наступает
Когда Пенелопа подошла к дому, сгущались сумерки. Бабушка Эрлинда, разумеется, уже уехала в город, чтобы забрать маму из больницы. На кухонном столе лежал листок желтоватой бумаги.
«Приедем поздно, ложись спать.
С приветом, б. Э.»
«„С приветом, б. Э.“?! Ну надо же», – подумала Пенелопа, а потом соорудила себе огромный бутерброд, посыпала его жареным луком и налила воды из-под крана. Ах, до чего же славно: завтра вернется мама, погладит ее по голове и заплетет две рыжие косички. Держась за руки, они пойдут гулять в лес… Ну, а бабушка Эрлинда – или просто б. Э., как она, видимо, хочет, чтобы ее теперь называли, – будет сидеть дома и разглядывать монетки из своей коллекции.
Пенелопа отправилась в ванную мыться. Потом долго стояла перед зеркалом и разглядывала свои новые волосы – смотрела, как они переливаются на свету, пробовала их на ощупь. Они спадали на плечи и спускались по спине, словно защищавший ее красный покров. Еще утром она сама перепугалась, увидев себя в зеркале, а теперь даже не могла представить, что когда-то выглядела иначе. Она чувствовала легкость и свободу, а поток сил, пробудившийся в ней с утра, утих. Пробравшись в ванную, Куку полезла вверх по штанине хозяйки.
– Ну, хватит! Уже иду! – рассмеялась Пенелопа и следом за старой кошкой направилась по скрипучим половицам в спальню. Когда глаза уже слипались, она услышала, как открывается дверь: «Мама приехала!» Она вскочила, выбежала из комнаты… и замерла, услышав внизу недовольный голос. Мать расхаживала по кухне.
– Где этот конверт?! Пять евро, говоришь? Поверить не могу! Он что, после всего, что случилось, решил меня еще и позлить? Что всё это значит? Мама, ты можешь мне объяснить? Вот негодяй! Лучше бы я никогда его…
– Но тогда бы у тебя не было Пенелопы, – заметила бабушка Эрлинда. – А она для тебя всё! По крайней мере, ты так всегда говоришь. Он ведь был любовью всей твоей жизни.
Воцарилась тишина, слышно было лишь, как тикают кухонные часы. О чем это они там только что говорили? Кто этот негодяй и любовь всей ее жизни? И при чем тут пять евро?
– И кстати, – добавила Эрлинда Эрк. – Раз уж ты и так на взводе, расскажу тебе всё сразу.
– Что случилось?! – воскликнула фрау Говиндер.
– Волосы Пенелопы… Они… немного порыжели. Ну, знаешь, совсем чуть-чуть… Она сама еще не заметила, но ты должна немедленно…
– Боже мой! – воскликнула мать. – Вовремя же меня отпустили из больницы! Иначе нас ждала бы настоящая катастрофа!
Катастрофа?! Но почему? И почему «боже мой»? Уже второй раз за день Пенелопа рассердилась. Она-то думала, что мама обрадуется, а она вон что говорит! Желание броситься ей навстречу пропало, к горлу подступил ком. Прокравшись обратно в комнату, она забралась в постель и натянула одеяло до самого носа. В голове у нее проносились обрывки разговора: «Тогда бы у тебя не было Пенелопы… Был любовью всей твоей жизни… Да лучше б я никогда его…»
Неужели они говорят о ее отце? Но ведь он умер, и как он может в таком случае кого-то злить? Что там было написано на наклейке – «Л. Говиндер»? Неужели это Леопольд Говиндер? Леопольд Артур – так звали ее отца. Пенелопа так яростно защелкала языком, что вскоре у нее заныла челюсть. И почему б. Э. сказала, что ее волосы только слегка порыжели? Она что, теперь плохо видит? Рыжее и представить себе нельзя!
На лестнице раздались шаги. Пенелопа не желала никого видеть. И если она тут же не прекратит щелкать, мама и бабушка заметят, что она не спит.
«Не думай, – приказала себе Пенелопа. – Или думай о чем-нибудь другом! О чем-нибудь очень, очень скучном… О мухоморах! О белых грибах… Моховиках…»
Щёлк-щёлк.
«О лисичках, шампиньонах, бледных поганках…»
