— У меня не было выбора, — молодой мужчина, почти парень, взвыл, слыша хруст своих ломающихся костей, — у меня не было выбора, но вас все равно было приказано не трогать! Я…
Хруст и вой.
Вид торчащей кости несколько вернул меня к реальности.
Зато ударом кнута по нервам, прозвучал шепот Адзауро:
— Ты только что упустила шанс увидеть, как я сдохну, Кей. Как неосмотрительно с твоей стороны, малышка. Знаешь, твое вечное «я крыса», похоже не на признание, а на прикрытие. Ты уверена, что это именно я слегка ошибаюсь, ориентируясь на обертку?
И он прошел мимо, к распахнутым дверям, где нас ожидал потрясенный всем случившимся лорд Виантери.
А я… в очередной раз не сдержалась.
— Почему ты так уверен, что я заботилась о твоей жизни? — ядовито поинтересовалась у Адзауро.
Он замер, медленно развернулся, но я уже на гаэрском с тревогой спросила генерала:
— Дорогой, ты в порядке?
— Кккконннечно, дорогая, — ответил Энекс, выбираясь из флайта.
Он был бывалым наемником, знал куда шел, на что шел и в целом осознавал уровень риска, а вот водитель флайта нет… и потому сейчас валялся в глубоком обмороке. Кажется, обратно флайт поведу я.
***
Удар — крик, переходящий в стон.
Энекс был жесток, предельно жесток. Человек, потерявший единственное, что было важным в его жизни, с легкостью ломал чужие, идя напролом к своей цели.
Я не вмешивалась, когда он выбивал признания из первой жертвы. Молчала, когда привели отца предателя, и последовательно, кость за костью, начали ломать его, но когда в подвал втащили девушку лет семнадцати — задолбалась молчать.
— Хватит! — осадила генерала Энекса, который схватив девчонку за руку, потащил ее, сопротивляющуюся к кандалам, зафиксированным в стене.
Генерал замер, повернулся, тяжело дыша и глядя на меня багровыми налитыми ненавистью глазами. Могла ли я осуждать его за это? Нет. Парнишка, Соен Дисан, до того как поступить в услужение к лорду Виантери, работал в поместье лорда Анатеро. И… собственно мы теперь знали, кто сдал «демонам» коды доступа к системе безопасности поместья.
Это признание далось Соену Дисану нелегко, на полу в крови, вперемешку с кровавой слюной валялись сломанные зубы, из его шеи без анестезии был вырван и уничтожен переговорник, в глазах не осталось ничего, кроме ужаса и осознания – пощады не будет.
— И почему же «Хватит»? — прорычал Энекс, по локоть измазанный чужой кровью. — Я только начал. А если ты… «дорогая», устала, то ужин все еще ожидает.
В подвале замка, помимо нас с генералом, находился сам лорд Виантери, его сын, начальник внутренней охраны замка, несколько охранников и Адзауро, устроившийся на стуле у стены, и все это время едва ли взглянувший на пленников – о нет, все остальные для младшего господина были слишком мелки, незначительны и несущественны, он смотрел на меня. Только на меня. Исключительно на меня. И это неимоверно бесило.
— Дорогой, ты закончил! — глядя в глаза генерала, с нажимом произнесла я.
Энекс был уже в таком состоянии, что, кажется, с удовольствием сломал бы сейчас челюсть мне, лишь бы я заткнулась и убралась с дороги, не мешая ему узнавать причины и подробности последних мгновений жизни его… любимого.
И несколько секунд наемник прожигал меня взглядом, сжимая кулаки и с трудом сдерживаясь, но затем, выплюнул взбешенное:
— Хорошо, дорогая.
И отвернувшись, ушел в дальний угол пыточной. С десяток глухих ударов кулаком в стену, несколько успокоили моего «любовника», но окончательно перепугали лежащую на полу рыдающую девушку, и ее отца. Самого Соена Дисана уже мало что могло напугать – от его лица не осталось практически ничего, а болевой шок постепенно уничтожал разум.
— Принесите гелликс, — приказала я, доставая аптечку.
— Капитан Давьер, а вы увере… — начал было начальник охраны лорда.
И осекся под моим взглядом.
Отца Соена Дисана восстановили первым, в то время пока я последовательно вкалывала препараты в плечо его сына, беспощадно уничтожая все то, что еще не уничтожил болевой шок. Было ли мне его жаль? Нет. Не особо. Мне было все равно — в свое время он сделал свой выбор, и открыл ворота убийцам… быть личностью он перестал уже в тот момент, а потому то, что я сейчас уничтожала, уже не имело права именоваться человеком.
И к моменту, когда тело Соена кое-как залечили гелликсом, его разум уже был дестабилизирован до уровня семилетнего ребенка.
Следовало начинать допрос.
И взяв стул, я села перед ошалело оглядывающимся парнишкой, и сказала его новой личности:
— Привет.
Соен вздрогнул, он не понимал, что здесь происходит, почему он привязан, не узнавал девушку, которую выводили из допросной, но зато испуганно окликнул мужчину:
— Папа… — голос взрослого с интонациями ребенка.
Его отец вздрогнул, развернулся, в ужасе посмотрел на сына.
— Папочка! Папа! Ты куда?! Папа, не оставляй меня! Папа!
— Тихо, тихо, тихо, шшш, — успокаивающе произнесла я, и улыбнулась так, как улыбнулась бы ребенку. — Все хорошо, видишь, я с тобой.
Взрослый парень посмотрел на меня глазами семилетнего малыша. Небесно-голубым чистым незамутненным взглядом ребенка… еще ничего не сотворившего, ничем не провинившегося, чистого как слеза.
— Ты… красивая, — произнес он, как произнес бы малыш, а не мужчина.
— Спасибо, — я чуть склонила голову к правому плечу, все так же улыбаясь ему.
— Очень красивая, — сделал серьезный вывод ребенок. И тут добавил: — Она тоже красивая, но ты лучше.
Я увидела, как дернулся в углу генерал Энекс, но его остановил Чи… если рассчитывает на благодарность, то зря! Ему не стоило угрожать Исинхаю, просто не стоило. Я подавила гнев и раздражение, снова улыбнулась малышу и спросила:
— Кто она?
— Та, — Соен тяжело вздохнул, — другая. От нее тут становилось тесно.
Он указал на штаны.
А потом словно оправдываясь, продолжил:
— Но мне она не нравилась. Никогда. Одни проблемы. Меня били, — он шмыгнул свежевосстановленным носом, — ногами. Больно. Зачем били?!
Вопрос ко мне, но не о том, что произошло сейчас. Я это знала, и потому спросила:
— Кто бил?
Он сжался, чувствуя себя виноватым, и доверительно прошептал:
— Лорд Анатеро, и его сын, и тот… кто хотел стать ее мужем. Наверное, ему от нее тоже было тесно.
Ка-а-а-ак интересно.
— Наверное, — все так же доброжелательно согласилась я. — А он? Ему тоже было… больно?
Немного странная формулировка обращения к самому Соену, но учитывая, что я имела дело с глубинной личностью, личностью которая явно совершала предосудительное и осуждаемое самим ребенком, вопрос был задан верно.
